Джо Аберкромби - Красная Страна
Он перевел свои дикие, яркие, лихорадочные глаза на Темпла, и шлепнул по эфесу меча. Единственный атрибут былой славы, который ему удалось сохранить.
— Как финал дешевой сказки, а, Сворбрек? — Писатель выполз из темноты позади Коски, такой же грязный, на голых ногах вдобавок к его жалкому виду, одна из линз его очков треснула, его пустые руки нервно терлись друг о друга. — Последнее выступление злодеев!
Сворбрек облизал губы и промолчал. Возможно, не мог сказать, кто был злодеем конкретно в этой метафоре.
— Где Бакхорм? — бросила Шай, направляя лук на Коску и показывая его биографу съежиться за ним для укрытия.
Старик ничуть не смутился.
— Ведет нескольких коров в Хоуп с тремя старшими сыновьями, как я понял. Хозяйка дома внутри, но, увы, в настоящий момент не может встретить посетителей. Потому что немного связана. — Он облизнул обветренные губы. — Не думаю, что у кого-то из вас есть под рукой выпивка?
— Оставила свою наверху, с остальными в Сообществе. — Шай дернула головой в сторону запада. — Обнаружила, что когда она со мной, я ее выпиваю.
— У меня та же самая проблема, — сказал Коска. — Я бы попросил одного из моих людей налить мне стаканчик, но благодаря ужасающим талантам мастера Ламба и коварным махинациям мастера Темпла, моя Компания несколько уменьшилась.
— Вы тоже приложили к этому руку, — сказал Темпл.
— Несомненно. Проживи достаточно долго, и увидишь, как все разрушается. Но у меня еще есть несколько козырей. — Коска высоко свистнул.
Дверь амбара распахнулась, и несколько младших детей Бакхорма в страхе выскочило во двор с расширенными глазами, их лица были в слезах. Сержант Дружелюбный был их пастухом, пустой наручник качался на цепи, другой был все еще замкнут вокруг его толстого запястья. Лезвие его мясницкого ножа тускло блеснуло на солнце.
— Привет, Темпл, — сказал он, выказывая мало эмоций, словно они встретились за стойкой таверны.
— Привет, — прохрипел Темпл.
— И мастер Хеджес был достаточно добр, чтобы присоединиться к нам. — Коска указал за них, палец трясся так сильно, что сложно было сказать, на что. Оглянувшись, Темпл увидел черный силуэт на маленькой башенке у ворот. Самопровозглашенный герой битвы при Осрунге направил арбалет на них.
— В самом деле, мне жаль! — крикнул он.
— Если тебе так жаль, бросай лук, — прорычала Шай.
— Я лишь хочу то, что мне причитается! — крикнул он в ответ.
— Я дам тебе, что тебе, блядь, причитается, ты вероломный…
— Возможно, мы могли бы установить, что кому причитается, когда деньги будут возвращены? — предложил Коска. — В качестве первого шага, полагаю, традиционно будет предложить вам бросить оружие?
Шай плюнула через щель между зубами.
— Иди на хуй. — Кончик ее стрелы не пошевелился ни на волос.
Ламб потянул шею в одну сторону. Потом в другую.
— Мы не особо придерживаемся традиций.
Коска нахмурился.
— Сержант Дружелюбный? Если они не положат оружие на счет пять, убейте одного из детей.
Дружелюбный пошевелил пальцами вокруг рукояти ножа. — Которого?
— Какая разница? Выбери.
— Я бы предпочел этого не делать.
Коска закатил глаза.
— Тогда самого здорового. Я должен управлять всеми деталями?
— Я имею в виду, что предпочел бы не…
— Один! — отрезал Старик.
Никто не подал даже мельчайшего знака, что опустит оружие. Как раз наоборот. Шай слегка привстала в стременах, хмуро глядя на стрелу.
— Один из детей умрет, и ты следующий.
— Два!
— А потом ты! — Для героя войны голос Хеджеса поднялся до определенно негероического тембра.
— А потом, блядь, все вы, — прорычал Ламб, поднимая свой тяжелый меч.
Сворбрек смотрел на Темпла через плечо Коски, вытянув ладони вперед, как бы говоря: «Что может разумный человек поделать в таких обстоятельствах?».
— Три!
— Подождите! — крикнул Темпл. — Просто… подождите, черт возьми! — И слез со своей лошади.
— Какого черта ты делаешь? — Шай теребила оперение стрелы.
— Выбираю трудный путь.
Темпл начал медленно идти через двор, грязь и солома хлюпали под его сапогами, ветер развевал волосы, дыхание застыло в груди. Он не шел с улыбкой, как Кадия шел к едокам, отдавая свою жизнь за своих учеников, когда их черные фигуры во тьме ворвались в Великий Храм. Это потребовало значительных усилий, он морщился, словно шел через бурю. Но он шел.
Солнце нашло трещину в облаках и отразилось от обнаженной стали, каждая грань украсилась болезненной яркостью. Он был напуган. Думал, не описается ли от любого шага. Это был не легкий путь. Совсем не легкий. Но это был правильный путь. Если Бог был, Он бесстрастный судья, и смотрит, чтобы каждый человек получал по заслугам. Так что Темпл встал на колени в навоз перед Никомо Коской и посмотрел в его налитые кровью глаза, думая, скольких людей тот убил за всю его долгую карьеру.
— Чего вы хотите? — спросил он.
Экс-капитан нахмурился.
— Мое золото, конечно.
— Мне жаль, — сказал Темпл. Ему даже на самом деле было немного жаль. — Но его нет. Оно у Контуса.
— Контус мертв.
— Нет. Вы взяли не того. Деньги у Контуса, и они не вернутся. — Он не пытался быть искренним. Он просто пристально смотрел на пожеванное лицо Коски и говорил правду. И несмотря на страх, на высокие шансы немедленной смерти и ледяную воду, проникающую сквозь штаны на коленях, он чувствовал себя хорошо.
Висела тяжелая роковая пауза. Коска смотрел на Темпла, а Шай на Коску, а Хеджес на Шай, и Свит на Хеджеса, Дружелюбный на Свита, Ламб на Дружелюбного, и Сворбрек на всех. Все в нерешительности, все наготове, все затаили дыхание.
— Ты предал меня, — сказал Коска.
— Да.
— После всего, что я для тебя сделал.
— Да.
Дрожащие пальцы Старика потянулись к рукояти меча.
— Я должен тебя убить.
— Возможно, — вынужден был признать Темпл.
— Я хочу свои деньги, — сказал Коска, но легкая печальная нотка закралась в его голос.
— Это не ваши деньги. И никогда не были. Почему вы вообще их хотите?
Коска моргнул, неопределенно взмахивая рукой.
— Ну… я могу их использовать, чтобы вернуть герцогство…
— Вам не было нужно герцогство, когда оно у вас было.
— Это… деньги.
— Вам даже не нравятся деньги. Когда вы их получаете, вы их выбрасываете.
Коска открыл рот, чтобы опровергнуть это утверждение, затем вынужден был признать его очевидную истинность. Он стоял, весь в сыпи, дрожащий, сгорбленный, выглядящий даже старше своих значительных лет, и посмотрел на Темпла, словно видел его впервые.
