Мария Заболотская - И.о. поместного чародея-2
Наше появление в Козерогах вызвало большой переполох — мои спутники были до крайности обозлены, и наперебой грозили страшнейшими карами, словно соревнуясь между собой в кровожадности. Коней и часть поклажи после недолгих препирательств нам вернули, но к тому времени некоторые из козерожан пришли в себя, и из гущи собравшейся вокруг нас толпы прозвучал закономерный вопрос:
— Судари, а что там с нечистью зловредной? Изничтожили ли вы ее, как обещали?
— Естественно, изничтожили, — величественно и невозмутимо ответил Искен.
— Благодарствуем, сударь! — загалдели крестьяне, повеселев. — Мы, конечно, в вас не сумлевались, вон вы какой справный господин, но, сами понимаете, хотели уточнить маленько…
— Благодарите не меня, — Искен с достоинством качнул головой, и, указав в сторону магистра Леопольда, который как раз с оханьями карабкался на своего мула, объявил:
— Вот он — истинный погубитель гоблинов!
Леопольд, не ожидавший, что всеобщее внимание обратится на него, немедленно съехал на землю, и, закашлявшись, неуверенно произнес:
— Да, можно сказать, что погубитель…
Мы все не отличались какой-либо внешней внушительностью после ночи, проведенной в подземелье, а особенно — после купания в грязи, однако, рассуждая отстраненно, магистр выглядел среди нас едва ли не самым слабосильным, и величие победы над гоблинами в глазах крестьян немедленно умалилось до ничтожных пределов. Торговаться после подобной оплошности было бессмысленно — мы смогли сговориться с козерожанами только о самой символической оплате: нас одарили старыми куртками и плащами, при виде которых Искен с Мелихаро дружно застонали, вновь проявив трогательное единство мнений. Меня же все сильнее одолевали тягостные размышления, и свою куртку я набросила на плечи, не потрудившись рассмотреть прорехи и заплаты, которыми она изобиловала.
— Нас не пропустят в город! — воскликнул Искен, с проклятиями пытаясь закутаться в грубый плащ. — Мы грязнее самых презренных бродяг!
Я отмахнулась, рассеянно заверив его, что никто не станет нас слишком внимательно рассматривать.
— С чего ты так в этом уверена, Рено?
— Погода вскоре испортится, — произнесла я, поглядывая на небо. — Вскоре разразится сильная снежная буря, и нам следует торопиться, пока столицу не замело. Зиме и так не давали прийти в Изгард слишком долго…
Мое предсказание оправдалось в ближайшие же часы — как мы не подгоняли лошадей, запретив себе вспоминать о голоде и усталости, ледяное дыхание вьюги нагнало нас на полпути к столице. Дрянная одежда плохо защищала от холода, дорогу немедленно развезло, и к городским воротам мы прибыли, едва не околев — сил не хватало даже на то, чтобы переброситься парой слов.
Мои надежды оправдались — разыгравшаяся непогода притупила бдительность стражников. Они, как и прочие жители столицы, были застигнуты врасплох снежной бурей, обрушившейся на стены города. Мы, сопровождаемые восклицаниями: «Бедовые головы!», «Не повезло вам, ребята!», задолго до полудня въехали в Изгард, облепленные мокрым снегом с ног до головы. Наконец-то нам удалось перевести дух — в черте города ветер не мог разгуляться в полную силу, а узкие улочки, хоть и были грязны, но все же по их каменной кладке лошади шли увереннее. Только мои навязчивые мысли, уже походившие на одержимость, помогали мне удержаться в седле после всех испытаний, которые мне пришлось перенести за минувшие сутки. Не намного лучше чувствовали себя и мои спутники, но я безжалостно отмела робкие предложения демона отогреться в какой-нибудь таверне, прежде чем отправляться к дому Арашмбо.
— Ваш полоумный магистр никуда не денется! — воскликнул возмущенный демон, но, неожиданно, на моей стороне выступил Искен.
— Рено права, — промолвил он. — Я почти уверен, что магистр Аршамбо готовился отправиться сегодня к Козерогам, чтобы лично спуститься в храмовые подземелья — вряд ли он рассчитывал всерьез на то, что у Рено достанет сил вернуться в город. Если он все еще находится в Изгарде — то только из-за этой проклятой бури. С самого начала он собирался просто выждать, а затем отправиться по следу своей жертвы, чтобы подобрать корону, запачкав лишь самые кончики пальцев…
— Но он знал, что госпожу Брогардиус сопровождаю я! — возмущенно возразил магистр Леопольд.
— Он либо надеялся, что вы сбежите, как только она войдет в портал, либо допускал, что прикончит вас — если вы ни с того, ни с сего решили бы проявить преданность чувств, — тон Искена был серьезен и нарочито прост. — Не самый разумный план, но после стольких лет ожиданий сложно не поддаться азарту…
— Это всего лишь твои домыслы, Искен, — бесстрастно повторила я возражение, ставшее для меня привычным.
— Домыслы? Отчего же он отправил тебя одну в эти подземелья, кишащие гоблинами? — вспыхнул молодой чародей. — Аршамбо знал, что они загрызут тебя сразу же после того, как портал высосет из тебя все силы! Ха-ха, посмотрел бы я на его лицо, утащи бы они твое тело вместе с короной в ту грязную нору, к своему королю на обед! Вряд ли этот ученый господин представлял себе, что на самом деле творится в тех подземельях…
Вряд ли кому-то показалось бы странным мое нежелание выслушивать описание того, как мои кости глодает огромный жирный гоблин, и поэтому я просто повернула коня в сторону Академии, не удостоив Искена ни словом.
Дорога к дому Аршамбо была мне хорошо знакома и мы потеряли не так уж много времени. Редкие прохожие, кутавшиеся в плащи и шубы, с опаской жались к заборам и стенам домов, завидев нас — мы мало походили на честных людей, и наверняка нас принимали за банду полудиких лесных головорезов, которых загнала в город непогода.
Недалеко от дома Аршамбо я объявила, что пойду к ученому чародею одна, прочим же посоветовала дожидаться меня в кабаке неподалеку — том самом, что облюбовал некогда бедняга Озрик. Мои спутники уже сообразили, что я придерживаюсь неких соображений, отступать от которых не намерена ни на шаг, и не стали оспаривать мое решение.
Спешившись, я направилась к порогу дома, который уже порядком занесло снегом.
Слуга, открывший мне дверь, был весьма удивлен моим визитом, и принялся громко звать прочую челядь, крича, что в дом ломится наглый грязный бродяга. Я не стала с ним церемониться и оттолкнула бедолагу со своего пути, приговаривая: «Да ты не признал меня что ли, олух?!».
Шум, конечно же, донесся до ушей магистра Аршамбо, находившегося в гостиной. Я сознавала, что вряд ли сейчас могу доверять своим чувствам, поэтому решила до поры, до времени не принимать во внимание то, что поза магистра, полулежащего в своем любимом кресле, показалась мне неестественной, а лицо — излишне напряженным.
