Оксана Демченко - Семь легенд мира
Вэрри усмехнулся, доставая кинжал и перерезая «пояс невесты». Теперь не отвертеться, и явно выбор времени его визита – шутка Великого, чтоб ему не грустить, вот вредный старик! Устроил любимой девочке помолвку, целое племя в прямых свидетелях. Теперь сложат легенду – неминуемо. Конец известен, все умерли в страшных мучениях, отрекаясь и проклиная свою прежнюю беспутную жизнь. Быстро в легендах люди делаются лучше. А в жизни они, увы, с такой скоростью чаще портятся. Впрочем, поживем – услышим, может, что новое сочинят?
Рука уверенно отогнула войлок полога. Он нырнул в темноту юрты. Охнул жалостливо, торопливо растряс меховой сверток, достал безвольное тело. Срезал ленту, удерживающую тряпку-кляп. Миру вырвало, она задышала резко и неровно, всхлипнула. Ничего, жива, уже хорошо. Успокоилась на руках, заулыбалась. И без сознания его узнает, глупый Одуванчик. Хочешь не хочешь – надо ее беречь всеми четырьмя лапами, сильнее, чем дракон в узоре его перстня.
Вэрри достал флягу, смочил платок и принялся протирать лицо и шею арагни, позвал ее по имени. Бесполезно. Потом фыркнул, вспомнив основной сказочный способ пробуждения спящих принцесс. До чего он дошел, солидный дракон, шестьсот семьдесят семь лет, чудовищная репутация похитителя восточных красавиц – в прошлом, правда, – а ведет себя, как мальчишка… Между прочим, хороший способ: и действенный, и приятный.
– Солнечный мой зайчик, ну разве тебя можно поймать? А ведь поймали, – виновато вздохнул Вэрри. – Очнулась?
– Ты не подумай, – испуганно зашептала Мира, – я никому тут ничего не обещала, они ужасные обманщики. А я, оказывается, очень глупая, дракон. Как ты только успел, я бы умерла к утру. Сильно сердишься?
– Раз «ужасные», значит, тебе полегчало, узнаю словечко Джами, – довольно отметил Вэрри. – Не сержусь, но только на тебя и только пока. Мира, заяц ты мой непутевый, нас с тобой Захра в пыль сотрет. По закону илла ты теперь мне жена. А мама твоя даже не в курсе!
– У нее новое слово – «в фарватере», кормчий научил, – довольно улыбнулась осмелевшая арагни. – Раз ты пока не сердишься, я страшное сразу расскажу. Захра плачет и полагает, я не такая красивая, как Джами, и для дракона совершенно не подхожу. Деяна меня не смогла провести через первое посвящение. А потом я упала духом, когда ты опоздал, и испугалась, что вообще не приедешь. Вот. Не будет у меня глаз.
– Миратэйя, успокойся, нельзя открыть давно открытое, тебя провел через посвящение сам Великий, еще до встречи с Амиром. Ты лечишь людей, чувствуешь этот мир, прессуешь снег и сжигаешь стрелы, и всё это – дар. Вполне взрослый и пробужденный, разве можно такое не понять, – торжественно сообщил Вэрри, наспех проверяя, целы ли кости у счастливо хихикающей девочки (она еще и щекотки боится) и усаживая ее на ковер. – Ладно еще Деяна засомневалась, простительно. Но ты, заяц, ты же встречала дракона и помнишь его!
– Не сообразила, – ничуть не смутившись, вздохнула она. – Я тебя с ним путаю. Ты же все мои глупые желания исполняешь, самые невозможные… да, а где моя звезда с небес?
– Быстро набралась смелости и задрала нос, – с опаской покачал головой айри. – Во что я ввязываюсь!
– Жуткая жуть, – счастливо кивнула Мира. – Я свою звезду Джами покажу. Она так замечательно радуется!
Сперва айри достал серьги, и услышал целую серию визгов и писков. Приятно, вот ведь до чего докатился, тепло и так невообразимо уютно, когда этот заяц радуется. Уткнулась носом в грудь и ждет, пока он закроет плотные замочки. Удивленно замерла.
– А они настоящие, – шепот получился совсем тихий, тонкая рука уверенно указала на полог, – там не темно. Дракон, ты, оказывается, умеешь колдовать? Пошли, я хочу еще рассмотреть что-нибудь. Ты мне однажды показывал звезды!
Она торопливо выбралась из юрты и засмеялась. Принялась сбивчиво и восторженно бормотать: там светло, а тут темно, это же звезда, да? И там светло, лучик колет «глаз», острый-то какой! Ах, яркий? Здорово! Еще, и вон там, и здесь… она дышала все чаще и говорила быстрее, вздрагивая и резко поворачиваясь. Смеялась непривычно громко и даже, пожалуй, пьяно. Вэрри решительно усадил арагни и снял серьги, выслушав новую бурю воплей и писков, теперь уже протестующих.
Он испуганно убрал серьги и покачал головой: прав Великий, как же всё непросто! Даже жалкое подобие зрения сводит Миратэйю с ума. Надо впредь поосторожнее! Слава Богам, он опробовал серьги-глаза не днем, когда свет невыносимо яркий! Мира утихла и виновато вздохнула: она тоже поняла, что серьги не просты и требуют привычки. Пристроилась под рукой, прижалась и успокоилась.
– А я подхожу дракону? Ты ведь еще не сказал, – с отчаянной решимостью выдохнула она. – Хотя звезды замечательные.
– Это всего лишь серьги, из которых потом Великий сотворит тебе глазки. – Улыбнулся Вэрри, усаживая ее на колени. – Красивые, он обещал. А звезда вот, гляди. Только я тебе ее не дам пока носить, сам отвезу Захре и Амиру. Ты ведь не илла, да и я тоже. На демонов обычай с белой юртой не сильно распространяется, придется мне заново просить твоих родителей выдать принцессу за дракона. По поводу решения Амира я почти спокоен, а вот Захра – случай особый. Как думаешь, что она стребует с меня за любимую дочку?
– Красиво, – робко прошептала Мира, не слыша его и щупая перстень. – До последней чешуйки. Знал, что я пальцами вижу, старался, все коготки точно лежат, и грива, и крылья сложенные. Как ты управился за год, ума не приложу. Я постараюсь быть не такой вредной со своими глупыми желаниями, извини. А подержать можно? Ну пожа-а-алуйста!
– Мира!
– А хотя бы саму звезду потрогать?
– Один раз, – с трудом сдерживая смех, разрешил Вэрри.
– Ой-й… здорово. Она шепчет мне и жила не в этом мире, – удивилась арагни. – Она умеет рассказывать сны о странствиях. Ты этому научился за год или раньше мог тоже?
– Научился. С твоей помощью, заяц.
Она совершенно счастливо вздохнула и замолчала.
Сидеть рядом с драконом было замечательно. Возле него все илла с их ядом не страшны. Пусть иным твердит, что он не Великий, она-то знает, – ничем не хуже. Всё теперь будет хорошо!
Стук копыт разбил тишину в мелкие злые осколки. «Дари», – испуганно шепнула Мира. Встала и попросила воды совсем иным, не терпящим возражений взрослым голосом. Значит, плохо. Так уже было, – когда пришлось лечить Яромила.
Илла вернулся на том же коне, взмыленном и шатающемся от непосильных для него резвости и ноши.
Дари почти свалился и бережно снял с седла жену.
Ей не просто сказали о новой свадьбе мужа. Налили дурманного настоя, наплели гадостей и дали нож. Апи умел мстить, и делал это всегда страшно. Мира лечила сосредоточенно и спокойно. Зато Дари дрожал и молча глотал слезы. Послушно приносил воду по первому требованию. С чудовищной легкостью отчаяния выдрал из-под спящих, не решившихся и слова молвить, войлок, когда понадобился он. Потом оставил еще один шатер без подушек и одеял. Дрова послушно принесли незнакомые люди, к тому времени не спал уже весь род битри. Стояли молча плотным кольцом, оставив пяток саженей свободного места для снави и смотрели, как в раннем сером предзорье Мира зовет из неведомой дали тихую и совершенно обескровленную женщину. Как разгорается заря и розовеют губы жены Дари. Как она проснулась, виновато улыбаясь, как с облегчением заплакала на руках мужа.
