Василий Купцов - Крутен, которого не было
— Что это, Игг? — спросил княжич, разглядывая брошенную перед ним странную кольчужную рубаху, плетения мелкого, незнакомого. Металл белый, матовый какой-то, не железо, но и не бронза — уж точно. Да и брошена как-то небрежно, словно простая льняная рубаха. Младояр приподнял пальцами край кольчужки, та подалась легко, как будто весила во много раз меньше, нежели железная.
— Эту кольчугу ни один меч не берет, трофей юных лет, — просто объяснил Иггельд, — один недостаток…
— Коротка?
— Да, и коротка, но, главное — узковата, на отрока изготовлена, для воина бесполезна, если и натянешь, то не вздохнешь…
— А переделать?
— Она цельная, Млад, нет ни начала, ни конца, и ни одно колечко не развести, — сообщил ведун.
— Как так? Волшебная, что ли?
— Нет в ней никакой волшбы, но и нет на свете сейчас коваля, что б такую перекроил. Да и металла такого нет. Может и есть где, но я не знаю…
— И что?
— Как что? — пожал плечами Иггельд, — Носи, пока по размеру. Вот и пригодилась. Я, правду сказать, давно хотел тебя в нее одеть, вот только, понимаешь, вот ходили мы не раз на поле ратное. Будь ты в этой кольчуге расчудесной, порази стрела в грудь… Ведь попадала?
— Попадали, — усмехнулся отрок, сделав ударение на конце слова.
— И — ничего, а почему ничего? Потому что на тебе кроме кольчуги, брони железные… А будь ты в такой кольчуге, оно конечно, ни стрела лучная, ни болт самострельный ее бы не пробили, вот только…
— Что только? — юноша все никак не мог понять.
— Ребра бы тебе поломали, кольчужка-то хоть и тверже железа, да мягка, потому как из мелких колец!
— А сейчас, супротив ножей — в самый раз?
— Если брони наденем, по своему княжеству шастая, молва пойдет. А так — и не видно ничего, поверх кольчуг — рубахи, вроде и не на бой… Нас ведь с тобой не в первый раз увидят, подумают….
— Что по делам лекарским, али по волшебным местам!
— Вот-вот, — кивнул Иггельд, — а кольчужку не снимай, даже спать ложась, никогда!
— Даже если я на кого залезу? — хихикнул отрок.
— Нет времени более благоприятного, чтобы тебя прирезать, чем таковое! — торжественно изрек ведун, — И я тебе — запрещаю на все время похода, на девок глаз не пялить, под сарафаны не лазить, и, вообще… не лазить!
— Да ладно! — махнул рукой княжич, — Сколько до Гремячей скакать? Кажись, верст сотню всего?
— Верста версте рознь, хоть и в каждой тысяча саженей, — заметил Иггельд, — только путь наш лежит в иную сторону.
— Как? — удивился подросток., — Куда же тогда?
— К Извечному Дубу.
— Ну, к Дубу нас жрецы не пустят, — продолжал удивляться княжич, — или предлагаешь тех жрецов перебить, да самим хранителями заделаться?
— Нет, мы только издали них посмотрим… В глазки заглянем!
— В глазки? — Млад хлопнул себя по лбу, — Ну, конечно, в глазки!
— У Белого Ведуна сейчас много путей, — Иггельд, как будто, и не спешил, намереваясь разобраться во всех вариантах поведения врага, — Первый путь — в Навь…
— Это вряд ли, — махнул рукой паренек, — он ведь брата зачем убивал? Чтобы ведуном слабым не ославится. А зачем ему сильным выглядеть? Чтоб народец за Гремячей в повиновении держать. Стало быть — стремится к власти, подобной княжеской. А такие за жизнь обоими руками держатся!
— О мудрец! — деланно поклонился Иггельд, потом добавил обычным тоном, — Видишь ли, власть верховного жреца у малых народов, в особенности у тех, кто живет дарами леса — она повыше власти вождя. Ты еще много не знаешь, я расскажу когда-нибудь, как принимают в мужи в затерянных деревнях, и кто этим занимается…
— Если Белый Ведун всех мальчиков во время обряда усыплял, да шептал…
— Если бы только усыплял!
— Расскажи!
— Потом, как-нибудь, я же сказал, — мотнул головой лекарь, — да и потом — чую, еще побываем в его владениях, сами и поспрашиваем.
— Хорошо, продолжай насчет путей!
— Второй путь — из Крутена в края иные, где мы его не достанем.
— Я его везде найду! — Младояр вскочил в возбуждении.
— Спорить не стану, но — согласись: одно дело достать его на земле Крутенской, совсем другое — за Святыми Горами?
— Да, конечно… — сник княжич, но тут же спохватился, — Нет, никуда он не уедет, за Гремячей речкой он — князь, а за святыми горами — простой перехожий!
— Третий путь — в свои леса…
— Но ты же сказал — к Дубу?
— Видишь ли, он отправится домой, под защиту своих, если не получится ничего другого, — объяснил Иггельд, — а пока у него еще пути есть. Сколько — не знаю, но, поставив себя на его место, мыслю — проще всего стать князем Священной Рощи.
— И прожить там всю жизнь? — засомневался княжич.
— Вряд ли — так. Думаю — силы набрать, может, даже, прощения у князя получить — а потом лазейку найдет!
— Прощения он не получит.
— Неизвестно, всяко бывало. Судить простого человека — одно, жреца — другое, хранителя — это уж совсем особый случай. Скажем князю — либо прощение, либо красного петуха по Священной Роще пущу! Крутенцы враз сами взбунтуются, на коленях просить Дидомысла будут, сам понимаешь…
— Но ведь это кощунство!
— Белый Ведун уже давно не знает такого слова.
Священная роща.
Выехали, как и положено ведунам, к вечеру. Младояр ничего не сказал ни отцу, ни брату. Да и правду сказать, все давно привыкли, что эта странная пара мможет сорваться в любой момент с места и отправиться куда-нибудь. А потом, непременно вернуться!
Первые двадцать верст — хоть с закрытыми глазами скачи, езжено-переезжено! Остановились на ночлег, свернув с дороги к мало кому известному хуторку. От этой ночевки у Младояра осталось пренеприятнейшее впечатление — ведь он, как и наказал Иггельд, спал в кольчуге, и, соответственно, подкольчужнике и верхней рубахе. В поле, оно привычно, но летом на теплой печке…
Утром маленький отряд уже скакал по мало кому известной тропе, прямиком к Священной Роще. Есть дорога получше, сотнями тысяч ног да копыт утоптана, мостики через речки да ручейки положены, не езда — благодать! А так — и вплавь, и сквозь кусты колючие. Зато — всего лишь двадцать верст, на полном скаку — от силы два часа. К чему загонять лошадей? «Да и небо в облаках, все одно не поймешь, сколько до полдня» — рассудил Младояр.
— А твое деревце, вернее — дерево, оно тоже в Священной роще? — спросил княжич старика.
— С какой стати? — засмеялся Иггельд, — В Священной роще зарывают последы княжичей да купцов, ну, дружинников там… А я же деревенский, да и жили мы небогато. Куда уж отцу скакать за полторы сотни верст до Священной рощи. И к тому же я десятым младенцем родился.
