Константин Бояндин - Пламя заката
И я тоже. Господи, зачем меня понесло в аптеку…
Он оделся — Мария спит крепко, от случайного шороха не проснётся — и ушёл на кухню. Там поставил чайник — громкая вещица, тихо закипать не обучена — но с прикрытой дверью нормально. Заварил себе крепкого чая и сидел, глядя то в окно, где вот-вот начнёт светать, то под ноги. Жизнь не напрасна, нет. Просто… она словно чужая. Вот точное слово: чужая. Одна только Вика настоящая, он с самого начала это понял, как увидел её впервые. И Лене это имя понравилось тоже… Павел закрыл глаза ладонями. Уйти в работу, делать эти столы, стулья, двери, заработать — заодно и Марии нос утереть, чтобы госпожа ме-е-е-енеджер не воображала о себе — Вику свозить на море, самому проветриться, маме тоже нужно лечение, пусть она с самого детства странно, прохладно относится к единственному сыну. А теперь ещё и Петром его величает.
Апостолы Пётр и Павел. Павел усмехнулся. А когда поднял взгляд — Вика стояла рядом, босая, в ночной рубашке.
— Папа… — она взяла его за руку. — Мне сон снился. Странный-странный. Ты ведь не бросишь меня?
— Не брошу, — он обнял её, похлопал по спине. — Иди спать, Вика. В школу ведь потом, пятый час только.
— Пап, ты чего? Мы давно по субботам не учимся!
— Господи, — Павел потёр лоб. — Устал я, Вика. Тогда переоденься, раз не спишь. Да тихо, маму будить не надо.
Девочка покивала, выскочила из кухни и почти сразу вернулась. Затворила дверь с заговорщическим выражением на лице и протянула отцу бумажку. Чек.
— Мама тогда выронила, — пояснила она. — Когда мусор выбрасывать бегала. Это твой, да?
Павел посмотрел и ощутил, как теряет сцепление с реальностью. Чек настоящий, он его помнит — те самые злосчастные таблетки. Но…
Павла бросило в жар. Как он сразу не заметил?! Вот дубина! На чеке — дата покупки. Двадцать первое сентября тысяча девятьсот девяносто девятого года! А чек как новый!
— Год неправильный, — заметила Вика. — Папа, откуда он? Секрет?
— Секрет, — признал Павел. — Ты всё равно не поверишь!
— Поверю! — Вика немедленно рассердилась. Эти взрослые непереносимы! Вечно всё знают за других, поверят или нет, что захотят или нет! — Рассказывай! Папа, я же вижу, что-то плохое случилось!
И Павел решился. И рассказал. Немного, чтобы только не сойти с ума окончательно, прямо тут.
* * *— Секретничаете? — Мария открыла дверь на кухню. — Вика, оденься, простынешь.
— Я хочу в парк сегодня! — заявила Вика. — Погода вон какая хорошая!
— Езжайте, — согласилась Мария. Она правда что-то хочет изменить, понял Павел.
— А ты? Мы сто лет вместе в парке не были! Ма-а-ама!
— Так, — Мария присела, улыбаясь. — Скандала не будет. У мамы сегодня дела, но потом я приеду, договорились? Дождётесь меня?
— Дождёмся! — Вика несколько раз подпрыгнула и умчалась — к себе. Мария села Павлу на колени — такого тоже давно не случалось — и прижалась к нему. Он обнял её… если бы можно было поверить, что Елена — выдумка, он попробовал бы поверить и в то, что с Марией всё теперь может наладиться. Но… чек! И Афанасьевна там, в аллее!
— Ты сердишься? — спросила она шёпотом.
Правду, Павел. Только правду.
— Да, — признал он. — Но не на тебя. Даже не знаю, на кого. На кого нужно сердиться, когда понимаешь, что живёшь чужой жизнью и пора, пора жить своей?
— Мы ещё можем что-то изменить, да, Петя?
Павла снова бросила в жар.
— Как ты меня назвала?
— Пашей, — удивилась она. — А что?
Померещилось. Дурдом на колёсах, так говорила мама, а когда так говорил Павел, получал от неё подзатыльники. Померещится и не такое, раз родная мать именует тебя Петром и не интересуется твоей жизнью. Я узнаю, подумал Павел. Не буду ничего ждать, пусть отец мне расскажет. Что я, младенец, что ли?
— Ты так официально всегда, «Павел, сходи в магазин», «Павел Вениаминович, займитесь, наконец, дочерью…»
— Ладно тебе, — улыбнулась Мария и поцеловала его. И Павлу стало не по себе, потому что… потому что… — Я не права. Была неправа. Ты простишь меня?
Вика. Вот что настоящее и неизменное.
— Прощу, — пообещал он и улыбнулся, не смог не улыбнуться. — Но не сразу.
Она снова засмеялась, встала. Вика вбежала на кухню. Она заметила, что мать сидела у отца на коленях и поразилась. Ещё бы!
— Мама, завтракать? Что будешь есть? Папа?
Ребёнок обожает готовить для родителей. Бывает и так. Пусть даже умеет пока немного.
8
В парке было людно, и шумно — последние тёплые деньки, как не погулять! И аттракционы работают, а Вику хлебом не корми, дай на каруселях повертеться. Она в очередной раз сказала папе, что очень-очень его любит, и умчалась — народу много, а ждать ещё один круг ужасно неохота! Хорошо, что не курю, подумал Павел, ещё бы пара таких дней — скурил бы себе лёгкие ко всем чертям.
Он отошёл к киоскам, взял минеральной воды. Всё-таки Вика — юла, с ней спокойно не посидишь. Газированная минералка — то, что нужно. Спасение просто.
— Дома кошелёк забыла, надо же, — послышался знакомый бас. Павел чуть не подавился. Обернулся.
Афанасьевна. Не так одета, в очках почему-то, но точно она!
— Б… — он не мог промолвить ни слова, только стоял и смотрел. И показалось, что вокруг на секунду сгустилась ночь, но только показалось, наверное. — Б-б-баба Лиза?!
— Папироской не угостите, молодой человек? — Афанасьевна посмотрела из-под очков. — Вот представьте, впервые дома кошелёк оставила! А без папирос я никак, никак.
Павел, как во сне, взял ей — «Беломор-канал», других там всё равно не было.
— Ох, спасибо, — Афанасьевна пыхнула крепким дымом и благосклонно покивала. — Бабушку как выручил. Дочка у тебя прелесть, сынок, вот что я скажу.
— Баба Лиза? Вы меня узнаёте?!
— Домой мне пора, — Афанасьевна никогда не суетится, не в её стиле. — А, вот и палочка, куда же мы без палочки. Спасибо, родной, я в следующий раз дочке твоей гостинец принесу. Афанасьевна отличные пироги печёт!
— Баба Лиза! — Павел уже ощущал и спиной и боковым зрением, что на него многие смотрят. — Это же я, Паша!
— Непременно испеку, — повторила та, самозабвенно дымя и неторопливо шествуя по тропинке. — Домой, Паша, домой иди, ждут тебя, волнуются!
Снова упала ночь — и тут же снова наступил день. И пропала Афанасьевна, сгинула, развеялась.
— …Папа! — Виктория подёргала его за руку. — Папа, тебе нехорошо? Смотри, вон мама идёт! Папа!
— Всё хорошо, — Павел поднял дочь на руки — над самой головой. Вика счастливо засмеялась.
— Пусти! Мама будет ругаться, пусти!
