Шон Рассел - Собирающий облака
— Учитывая риск, на который мы идем, думаю, ты слишком много внимания уделяешь правилам приличия. Мы встретимся с правителем случайно, — объяснила Кицура.
— Не совсем уверена, что подобная интрига — самый лучший способ проявить твои способности, кузина. Нужен какой-то предлог. Не хочу, чтобы отец подумал, будто я ищу встречи с императорскими стражниками. Это недопустимо.
Кицура отвернулась, чтобы не выказать недовольство по поводу отвергнутого плана, и, не желая оказаться невежливой по отношению к кузине, посмотрела на своих спутниц. Обе молодые женщины пили чай и старались скрыть разочарование.
— Боюсь, юная фрейлина слишком разочарована тем, что ее не пригласили на балкон в нашу компанию.
Нисима пожала плечами:
— Это удел всех фрейлин. Разве она думала иначе?
— Возможно, он начиталась романов, где лучшие подруги принцесс — молодые девушки знатного происхождения, к тому же непременно оказывающиеся в интересном положении.
— А, как моя госпожа Кенто, — предположила Нисима.
— Именно, — со смехом согласилась Кицура. — Конечно, ты, кузина, постараешься соответствовать персонажам таких романов, ведь именно за это тебя обожают, — со смехом добавила она.
Нисима, однако, не поддалась настроению подруги. Она оставалась печальной и задумчивой. Взгляд ее блуждал, но артистическая натура оценила вид, открывающийся с балкона: крыши, крытые небесно-голубой черепицей, струйки дымка, поднимающегося над домами, а над всем этим простирались сине-зеленые холмы Сэй. Бесспорная красота, но Кицура хотела найти необычную композицию или освещение, что-то уникальное, достойное тонкого ценителя. Вдруг Кицура заметила двух монахов, которые все еще беседовали на Террасе Восхода. Нисима смотрела куда-то вдаль, легкий румянец залил ее щеки и шею.
— Мы не должны разочаровывать этих дам Сэй, Кицу-сум. В конце концов, когда наступит зима, они могут стать нашими лучшими подругами. — Нисима заставила себя улыбнуться. — Я буду играть для них на арфе, а ты — развлекать рассказами о столичных скандалах за рюмочкой сливового вина.
— О каких это скандалах ты говоришь? — Вдруг Кицура радостно хлопнула в ладоши. — Какая же я глупая! Все так очевидно! Сегодня вечером после ужина, когда господин Сёнто сделает мне очередное предложение стать его наложницей или придворной дамой, я скажу, что готова доказать свою годность на роль жены, хотя бы благодаря своим музыкальным талантам. Тебе, конечно, придется аккомпанировать мне. Мы заявим, что нужно порепетировать. Таким образом, господин Сёнто получит возможность отпустить несколько шпилек по поводу музыкантш, которым нужно еще долго готовиться. Завтра мы явимся в аудиенц-зал с инструментами. Ну какой благородный господин откажется от компании таких дам? Конечно, все будут польщены нашим приходом. А Яку Катта, гарантирую, упадет в обморок. — Кицура засмеялась, невероятно довольная собой. — Ну? — спросила она, не дождавшись ответа.
— Не могу сказать, что это совсем невозможно, хотя такое поведение поставит меня, не говоря о дяде, в неловкое положение.
— Можно потерпеть неловкость ради спасения Империи, кузина. Теперь и Нисима рассмеялась:
— Ну что ж, ради Империи Ва я готова страдать, — ответила Нисима и, подумав, добавила: — Может, есть какой-нибудь другой, менее очевидный способ достижения цели?
— Ерунда. Мой план прекрасно сработает. Пойдем, кузина, если ты сыграешь для моих компаньонок, я, пожалуй, пересмотрю твое заявление насчет моих способностей и интриг. Пойдем!
Суйюн знал, что уши у людей не только для того, чтобы услышать истину. В конце концов, он всего лишь старший послушник. Монах в задумчивости почесал затылок. Он задал невинный вопрос, и только. В Сэй распространился слух о том, что зацвело дерево Удумбара, подтверждая пророчество Просветленного владыки — деревья Монарты зацветут, когда среди людей снова появится Учитель. Сотура сказал, что такие слухи появляются каждое десятилетие. Говоря об этом, старший брат тщательно подбирал слова, но внутреннее чувство правды подсказывало Суйюну, что он лжет. Впрочем, ведь даже старший брат не может быть непогрешимым, поэтому Суйюн старался прогнать неприятное ощущение от разговора, но получалось это с трудом.
Затем Сотура потребовал от Суйюна письменный отчет о походе в пустыню. Тоже странно. Нет, не само требование, что вообще-то обычное дело, а тон, каким брат сказал об этом: он будто чувствовал себя виноватым. Молодой монах был весьма смущен. Ему стало грустно. Суйюн всегда восхищался братом Сотурой, хотел походить на старшего брата.
А теперь он сомневался в старшем наставнике и размышлял над тем, стоит ли рассказывать о состоявшемся разговоре господину Сёнто. Это сильно беспокоило Суйюна. Он знал, что произошел какой-то бессознательный сдвиг в его понимании преданности и верности. Интересно знать, чувствовал ли то же самое Сатакэ? У Суйюна появились мрачные опасения. А что, если и он повторит путь предшественника? Сатакэ, говорят, дошел до того, что потребовал, чтобы последнюю церемонию проводили члены семьи, которой он служил, а не братья-ботаисты. Неслыханно! «Я должен понять, что творится в моей душе», — сказал себе Суйюн.
Он лжет. Эти слова все время повторялись в сознании. Может, стоит поговорить с господином Сёнто? Монах гнал от себя эту мысль. Но все же почему ему хотелось прийти к господину Сёнто, а не к старшему брату Ордена? Он не знал.
Молодой монах быстро преодолел широкую каменную лестницу, ведущую к воротам. Немного замедлив шаг, полюбовался скульптурой летящей лошади. И вот он у массивных дверей главного входа во дворец. Стражники поклонились — этим сдержанным мужчинам Сэй никогда не придет в голову задавать вопросы духовному советнику правителя.
Суйюн направлялся в свои апартаменты, чтобы поскорее сесть за письменный стол. Отчет, который потребовал Сотура, нужно составить как можно скорее, так как старший брат намеревался отправить его вместе с другими документами брату Хутто в Янкуру. Много времени на это не потребуется, ведь Суйюн уже составлял подробный отчет о путешествии в пустыню для господина Сёнто.
Правительский дворец представлял собой лабиринт. Суйюн нырнул в узкий коридор, значительно сокращавший путь до его комнаты. Вдруг он остановился у двери, ведущей в другой коридор. Голоса с той стороны подтвердили то, что уже подсказало его внутреннее чувство Ши, — то были госпожа Кицура и еще две дамы. Монах распахнул дверь и отступил в сторону, чтобы дать дамам пройти.
— А, брат, — проговорила Кицура с улыбкой. — Карма привела нас в ваше общество. Очевидно, это благоприятная карма.
