Гай Гэвриел Кей - Последний свет Солнца
Управляющий уступил собственную комнату верховному священнослужителю. Сам он оправился спать вместе с поваром и кухонной прислугой. Он угрюмо готовился проявить стоицизм восточного отшельника на столбе, хотя и не в таком безмятежном одиночестве. Повар славился своим громким храпом, а один раз видели, как он бродил по кухне, размахивал ножом и разговаривал сам с собой, но при этом крепко спал. В конце концов он принялся рубить овощи посреди ночи, так и не проснувшись, а его помощники и множество домашних слуг зачарованно молчали и наблюдали за ним в темноте.
Управляющий решил заблаговременно убрать все ножи подальше от повара перед тем, как лечь спать.
В только что предоставленной ему просторной комнате Сейнион Льюэртский произнес про себя последние слова дневной молитвы, закончив ее привычной просьбой о даровании прибежища в свете тем, кого потерял — некоторых очень давно, — а также свою горячую благодарность святому Джаду за все ниспосланные блага. Цели господа бывает трудно понять. То, что произошло сегодня, — жизни, которые он, вероятно, спас, появившись в нужный момент, — заслуживает смиренной благодарности.
Он встал, ничем не выдавая усталости после тяжелого дня или от прожитых лет, благословил людей, молившихся на коленях рядом с ним. Снова взял чашу с вином и с облегчением опустился на табурет у окна. Повсеместно считалось, что ночной воздух насыщен ядом и эманациями злых духов, но Сейнион провел слишком много лет на открытом воздухе во время своих пеших путешествий по трем провинциям, даже зимой, чтобы всерьез верить этому. Сейчас весна, душистый воздух, ночные цветы у него под окном.
— Мне неловко перед тем человеком, который уступил мне свою кровать.
Его собеседник кряхтя поднялся на ноги, взял чащу и наполнил ее до краев, не разбавляя водой. Он сел на второй, более крепкий стул, поставив бутылку поближе к себе.
— Так тебе и надо, — сказал Брин ап Хиул, улыбаясь в усы. — Бринфелл переполнен. С каких это пор ты путешествуешь с эскортом?
Сейнион несколько мгновений смотрел на него, потом вздохнул.
— С тех пор, как я обнаружил банду кадирских угонщиков коров, разглядывающих твой скотный двор.
Брин громко расхохотался. Его смех, как и его голос, мог затопить комнату.
— Ну, спасибо, что ты счел меня способным догадаться об этом. — Он жадно выпил и снова наполнил чашу. — Они кажутся хорошими ребятами, имей в виду. Видит Джад, я и сам в молодости совершал такие набеги.
— Как и их отец.
— Да отнимет у него Джад глаза и руки, — прибавил Брин, но довольно вяло. — Мой брат-король в Биде хочет знать, что делать с Оуином.
— Знаю. Я ему скажу, когда доберусь до Биды. В сопровождении двух сыновей Оуина. — Теперь священник усмехнулся, в свою очередь.
Он прислонился спиной к холодной каменной стене рядом с окном. Земные удовольствия: старый друг, еда и вино, день, когда ты неожиданно сделал доброе дело. Некоторые ученые люди проповедовали уход от ловушек и сложностей мира. Сейчас в Родиасе всячески культивируется идея о запрещении священникам жениться, в соответствии с восточными, сарантийскими правилами, что превращало бы их в аскетов, отрешившихся от соблазнов плоти, — и уберегало от сложностей с содержанием наследников.
Сейнион Льюэртский всегда считал — и писал об этом верховному патриарху в Родиас и другим, — что неправильно и даже ересью было бы наотрез отказываться от этого дара Джада. Лучше обратить свою любовь к миру в почитание бога, и если у человека умрет жена или дети, твое собственное понимание горя может помочь тебе дать ему лучший совет и утешить его. Ты ведь пережил ту же потерю, что и другие. И делил с ними их удовольствия.
Его слова, написанные и сказанные, имели значение для других людей, милостью святого Джада. Он был искусен в такого рода спорах, но не знал, победит ли в этом споре. Три провинции сингаэлей лежат далеко от Родиаса, на краю света, на туманных границах языческих верований. К северу от северного ветра, как говорит пословица.
Сейнион пригубил свое вино, глядя на друга. Выражение лица Брина в этот момент стало на удивление лукавым.
— Ты заметил, как Дей аб Оуин смотрел на мою Рианнон, а?
Сейнион постарался сохранить невозмутимость. Он действительно заметил это — и еще кое-что.
— Она — необыкновенная девушка, — пробормотал он.
— Дочь своей матери. Та же душа. Я потерпел полное поражение, говорю тебе. — Брин улыбался, произнося это. — Каким образом мы решим проблему? Наследником Оуина займется моя дочь?
Сейнион сохранил невозмутимый вид.
— Несомненно, это полезный брак.
— Парень уже потерял голову, держу пари. — Он рассмеялся. — И не он первый в случае с Рианнон.
— А твоя дочь? — спросил Сейнион, может быть, неосторожно.
Некоторые отцы удивились бы или выругались — какое значение имеют в подобных вещах желания женщины? Но не Брин ап Хиул. Сейнион смотрел на него и при свете лампы видел, что этот большой человек, его старый друг, задумался. Слишком глубоко задумался. Священник про себя произнес богохульное проклятие и тут же попросил у бога за него прощения — тоже про себя.
— Интересную песню спел младший перед ужином, ты не находишь?
Вот тебе. Хитрец, грустно подумал Сейнион. Гораздо больший хитрец, чем воин с двуручным мечом.
— Да, — согласился он по-прежнему сдержанно. Все это еще происходит слишком рано. Он тянул время. — Твой бард потерял самообладание.
— Амунд? Ты хочешь сказать, что она была слишком хорошей? Эта песня?
— Не в этом дело. Хотя она произвела впечатление. Нет, Алун аб Оуин нарушил правила для подобных случаев. Только признанным бардам позволено импровизировать прилюдно. Твоего арфиста придется умаслить.
— Колючий человек этот Амунд. Его не так легко будет смягчить, если ты прав.
— Я прав. Назови это предчувствием, посланным мудрецу.
Брин посмотрел на него.
— А твой второй вопрос? Насчет Рианнон? Что ты имел в виду?
Сейнион вздохнул. Он сделал ошибку.
— Иногда мне хочется, чтобы ты не был таким умным.
— Приходится. Чтобы поспевать за моей семьей. Ей понравилась… песня, как ты считаешь?
— Я думаю, всем понравилась песня. — Больше священник ничего не сказал.
Оба они некоторое время сидели молча.
— Ну, — в конце концов произнес Брин, — она уже взрослая, но особенно спешить некуда. Хотя Амрен хочет знать, что делать с Оуином и Кадиром, и это…
— Оуин ап Глинн не создаст трудностей. Как и Амрен, и Иелан в Льюэрте. Разве только они будут упорствовать в этой смертельной вражде, которая всех нас погубит. — Сейнион произнес эти слова с большим пылом, чем намеревался.
