Энгус Уэллс - Запретная Магия
Каландрилл выпил еще, успокаиваясь. В ее спокойствии было что-то стальное, что-то неподвижное, что успокаивало и его.
— Если бы это был он, я бы это понял, — пробормотал он. — Так ведь?
Реба опять пожала плечами.
— Возможно. Мне кажется, что сегодня твои суждения затуманены.
Он вспомнил, что говорил ему Варент.
— Он сказал: «На лозе много гроздьев».
— И это так, — ответила она. — А на берегу много гальки. Я старше тебя и потому говорю тебе: ты забудешь о Надаме. Сейчас я говорю не как провидица, а как женщина. Тебе трудно в это поверить, но это так.
Она была права: он ей не верил. И сказал:
— Боюсь, что мне это не удастся. И тогда мне придется уйти. Мне будет тяжело видеть ее рядом с Тобиасом.
Реба улыбнулась и сказала:
— Вот ты уже и начал выбирать.
Каландрилл пробормотал:
— Ты имеешь в виду путешествие, которое мне предсказала? В дальние страны?..
— Возможно. Возможно, твои ноги уже ступают по той тропе. Возможно, ты просто этого еще не понимаешь.
— Возможно, — согласился он.
— Ну, и что ты думаешь делать дальше? — спросила она.
Он немного подумал, прежде чем ответить.
— Думаю, я сейчас напьюсь.
— Это не ответ. По крайней мере не для меня и не для тебя.
— Но это привлекает.
Он немного успокоился, но боль еще не стихла, в сердце его все еще поворачивался нож, горячий, как раскаленное железо, и холодный, как могила. Реба вздохнула:
— На какое-то время, может быть. Но, рано или поздно, ты протрезвеешь.
— Может, предскажешь мне еще раз будущее?
Она покачала головой.
— Нет, Каландрилл, я этого делать не буду. Одного предсказания в день достаточно. Ничего нового я тебе не скажу, а что тебе делать, ты уже знаешь.
— Тогда можно я допью вино?
— Нет. — Голос у нее слегка дрожал. — Мне бы не хотелось, чтобы сын домма напивался у меня. Я не могу позволить себе роскошь злить твоего отца.
Обида вновь захлестнула его, и он вскочил на ноги.
— Тогда я ухожу, провидица, и поищу себе более гостеприимное место.
Реба слегка приподняла голову, словно следила за ним невидящими глазами. Ее глубокий голос зазвенел, как труба:
— Каландрилл! Отправляйся назад во дворец и напивайся там, если тебе это так необходимо. Улицы Секки не настолько безопасны, чтобы бродить по ним в таком виде. Поищи караул, и пусть он доставит тебя домой.
— Назад во дворец, где я оторван от вашего мира? — переспросил он. — От настоящего мира?
— На какое-то время, — согласилась она.
— Ты же сама говоришь, что у меня есть выбор. Что же, вот я и сделаю его прямо сейчас.
Он повернулся, пропуская мимо ушей ее возглас, и, спотыкаясь, пошел по коридору. Нащупав дверь, он долго возился с засовом и наконец открыл. Холодный воздух ударил ему в лицо, и он остановился; голова у него шла кругом, дома, казалось, покачивались. Он поморгал.
— Ну что за глупость, — произнесла у него за спиной Реба. Он покачал головой и пошел прочь.
Влажный ветер с соленым привкусом океана приглушил запахи, которые сегодня утром доставили ему столько радости, да и сама улица в лунном свете выглядела иначе. Подъезды и вывески, сверкавшие днем на солнце, сейчас были тусклыми, как подернутые пеленой глаза; переулки, не ведающие о его сердечной боли, темнели, словно разверстая в угрозе пасть. Он избегал их и, спотыкаясь, брел в направлении более широкой улицы, прилегавшей к Воротам провидцев.
Где же таверны? Где найти вино, чтобы притупить боль? Только не во дворце: он всегда был для него тюрьмой, а сейчас тем более. Празднество там в самом разгаре. Надама танцует в объятьях Тобиаса, глядя в лицо его брату с той самой улыбкой, которая, как ему казалось, была предназначена только ему. Тирас и его отец, видимо, пьют за заключенный союз, и Билаф, видимо, вне себя от того, что Каландрилл покинул дворец. Тобиас хорохорится, как петух, и от этой мысли Каландриллу стало невыносимо. Нет, он поищет другое место, чтобы залить горе; и до завтра он забудет о домме и о своей боли. Он приободрился и даже горько рассмеялся. Там, за Воротами провидцев и за Купеческим кварталом, есть Матросские ворота, а матросы пьют. Там же расквартирован портовый гарнизон, а солдаты, когда не на службе, тоже пьют. Да-да, гавань — это как раз то, что ему нужно; там полно таверн.
На нетвердых ногах он повернул назад и отыскал переулочек, по которому еще днем пересек Купеческий квартал; по нему он вышел на широкую дорогу, идущую на восток.
Ветер усилился, Каландрилл зябко поежился и даже несколько протрезвел. Он не хотел трезветь, потому что тогда, он знал это точно, он будет думать о Надаме и о Тобиасе, и нож вновь заворочается в его сердце, и он опять почувствует острую боль. Кошка, сидевшая над придушенной мышью, настороженно посмотрела на него, он остановился и зло зыркнул на животное. Кошка с вызовом распушила хвост, отстаивая добычу, желтые глаза сверкнули, и, вонзив клыки в окровавленную мышь, она мгновенно растворилась в темноте. Каландрилл пожал плечами и пошел дальше мимо видавших виды складов.
Ему казалось, что он идет уже несколько часов, но наконец он различил огонек; юноша ускорил шаг и даже неуклюже побежал и вскоре оказался на небольшой площади, освещенной несколькими фонарями, горевшими над Дверями таверн, обещая все, что нужно матросу с пересохшим горлом. Он резко остановился, взмахнув руками, чтобы не упасть, и осмотрелся. Из всех таверн он выбрал ближайшую, поправил накидку, пригладил волосы и толкнул дверь.
Под напором тепла и тяжелого духа спиртного Каландрилл заморгал, как сыч в луче фонаря охотника, и огляделся. На полу, посыпанном кое-где влажными опилками, стояло несколько грубых деревянных столов. За ними сидели мужчины с кружками и стаканами в руках, и все они повернулись к Каландриллу — кто с интересом, кто с полным безразличием. Рядом с мужчинами сидело несколько женщин, которых новичок явно заинтересовал. Светильники низко свисали с потолка, и Каландриллу пришлось наклониться, чтобы не удариться головой. В помещении было довольно светло как от светильников, так и от тлеющих в широком каменном очаге поленьев. Огромный кусок от туши быка жарился на вертеле, который вяло поворачивал паренек в истрепанной рубашке и рваных штанах с торчавшими из них босыми грязными ногами. Справа тянулась длинная стойка, за которой прислуживал толстый лысый человек в замусоленном переднике, за ним штабелями возвышались бочонки и бутылки, а на деревянных штырях висели, как трофеи, разного размера кружки.
— Что желает господин? — водянистые глаза сразу отметили, что зашел не простолюдин.
— Вино. Крепкое вино.
— У меня есть вино из Альдской долины, оно удовлетворит твой вкус. — Хозяин вытащил запыленную бутылку и стакан из дешевого стекла, быстро протер его грязным полотенцем. — Попробуй, молодой господин.
