Трой Деннинг - Глубоководье
– Может, кто-то выжил и нуждается в помощи.
– Выжил?! – закричал Адон. – Да ты с ума сошел! Здесь перерезали всех до последней крысы.
Келемвар промолчал, и тогда Адон повернулся к чародейке:
– Тебя он послушается, Миднайт. Скажи ему, что у нас нет времени. Это может затянуться на несколько дней.
Миднайт ответила не сразу. Перед ней стоял по-прежнему упрямый, но все же совсем не тот Келемвар, которого она знала прежде. Тот был эгоистичен и равнодушен. Этот человек проникся состраданием к несчастью народа, которого даже не знал. Наверное, именно проклятие было причиной его черствости и тщеславия. Наверное, он действительно изменился…
Но, к сожалению, Миднайт понимала, что Адон прав. Для демонстрации своей пробудившейся совести Келемвар выбрал неподходящий момент. Их ждало долгое путешествие, и ни единого дня нельзя было тратить впустую.
Чародейка соскочила с лошади и подошла к Келемвару.
– Ты изменился куда сильнее, чем я ожидала, – произнесла она. – И добрый Келемвар мне нравится больше. Но сейчас у нас нет времени. В эти дни нам нужен прежний Келемвар, с которым не совладал бы даже титан.
Воин взглянул на Миднайт.
– Если я отвернусь от этих хафлингов, стоило ли избавляться от проклятия?
– А чему послужит твое избавление от проклятия, если из-за твоей жалости погибнут Королевства? – вмешался Адон. – Хватит думать о себе, давай выбираться обратно на дорогу!
Келемвар повернулся к деревушке.
– Делайте, что считаете нужным, – промолвил он, – а я остаюсь.
Миднайт вздохнула. Продолжать спор было бессмысленно.
– Я тоже остаюсь, – кивнула она. – Нам все равно нужен отдых, и это местечко выглядит достаточно укромным.
Чародейка привязала лошадь к дереву и занялась расчисткой кустарника, подготавливая для отдыха небольшую площадку у подножия холма.
Нахмурившийся Адон все же смирился с упрямством Келемвара и тоже привязал лошадь к дереву. Передав седельные сумки с каменной табличкой Миднайт, он отправился помогать воину.
– Думаю, лишняя пара рук тебе не помешает, – грубо проворчал священнослужитель.
Его слова прозвучали жестче и мстительнее, чем он сам того желал. Адон совсем не хотел, чтобы хафлинги остались непохороненными, но ничего не мог с собой поделать и продолжал злиться на Келемвара.
Воин холодно посмотрел на Адона:
– Думаю, что хафлинги не нуждаются в заботе того, кто способен равнодушно взирать на их мертвые тела.
За полтора часа они извлекли из-под камней еще дюжину тел. Многие из них ужасно обгорели. Гнев Адона сменился унынием. Трое мужчин-хафлингов погибли, защищая подступы к деревне, однако жертвами в основном стали женщины и дети. Убийцы секли их мечами, били, топтали ногами. Поселяне пытались укрыться в своих жилищах, но дома предавали огню; пришельцы без труда сносили низкие крыши, и камни градом валились на головы несчастных малышей.
В живых не осталось никого, по крайней мере в деревне, и ничто не указывало на причину разрушения поселения.
– Могилы выроем завтра, – сказал Келемвар, заметив, что день клонится к концу. – К полудню нам нужно будет закончить и вернуться обратно на дорогу.
Келемвар верил в допустимость задержки, но не хотел оспаривать разумных доводов Адона.
– Что-то я не вижу здесь кладбища, – оглянулся по сторонам Адон. – Возможно, было бы лучше кремировать их.
Воин нахмурился. Он подозревал, что Адон хочет побыстрее покончить с неприятной работой, но Келемвар не имел ни малейшего представления о похоронных обычаях хафлингов. Если кто и знал о правилах погребения маленького народца, так это Адон.
– Я обдумаю твое предложение, – кивнул воин.
Они вернулись к подножию холма, где Миднайт уже расчистила маленькую полянку и устроила постели из веток кустарника.
– Я умираю от голода! – крикнула Миднайт приближавшимся к ней Адону и Келемвару. – Где пшеничные сухари?
– В моих седельных сумках, – ответил воин, указывая на свои пожитки.
Миднайт взяла сумки и заглянула внутрь, после чего перевернула их вверх дном. Оттуда выпало несколько хлебных крошек – и больше ничего.
– А это точно мои сумки? – хмуро поинтересовался Келемвар. – Помимо нескольких дюжин пшеничных лепешек там еще были кинжал и плащ.
– А чьи ж еще? – пожала плечами Миднайт.
Она схватила другую связку сумок и также потрясла их. Оттуда выпали лишь зеркальце Адона да каменная табличка.
– Нас ограбили! – воскликнул Адон. Его плащ, продукты – все исчезло.
Встревоженная Миднайт подняла свои сумки и принялась за тщательный осмотр их содержимого.
– Вот мой кинжал, книга заклинаний, плащ… – называла она по очереди вещи, которые вытаскивала. – Все на месте.
Трое искателей приключений с минуту безмолвно глазели на место своего ночлега и едва могли поверить, что кто-то их обокрал. Наконец Адон подобрал с земли каменную табличку и крепко прижал к груди.
– К счастью, ее не унесли, – заявил священнослужитель, засовывая Камень Судьбы обратно в сумку.
Пускай воры унесли все, зато самое главное они оставили…
Но Келемвар не был настроен столь оптимистично.
– Нас ждет холодная и голодная ночь, если я не добуду чего-нибудь на ужин, – буркнул он. – Адон, наверное, стоит развести костер.
Воин вынул из висевшего на поясе кисета кремень и огниво и вручил их священнослужителю.
Миднайт в знак согласия кивнула и, собрав с земли свои вещи, положила их рядом с Адоном.
– По пути сюда я заметила прекрасный серый орешник. Его плоды хорошо утоляют голод, хотя и немного горчат. – Миднайт поднялась и отряхнулась. – Адон, посторожи то, что у нас осталось, – попросила она, поворачивая к лесу.
– Не беспокойся, – уверил чародейку Адон. – Одно дело – стащить вещи, оставленные без присмотра, и совсем другое – украсть их из-под носа бдительного сторожа.
– Будем надеяться, что у тебя их не уведут, – хмыкнул Келемвар, шагая в сторону, противоположную той, куда пошла Миднайт. Хотя воин и не сказал о своих намерениях вслух, он все же рассчитывал обнаружить какие-нибудь следы воришки.
Ночь спустилась быстро, и Келемвар не смог отыскать ни единого следа. Затаившись в засаде у звериной тропы, воин не слышал ничего, кроме уханья совы. Прошло чуть более часа, когда Келемвар с пустыми руками вернулся в лагерь, внутренне содрогаясь при мысли, что ему придется набивать желудок одними орехами.
Миднайт сидела у маленького костерка, счищая кинжалом маслянистую скорлупу. В ногах у чародейки лежала горстка сморщенных орешков, выглядевших так же аппетитно, как камешки на дороге. Адон натаскал целую кучу хвороста и сейчас с помощью своей булавы рубил крупные ветки и палки.