Роджер Желязны - Знак единорога
И я не был не прав. Меня внесло в него без уменьшения моей кажущейся скорости. Меня вращало и кружило по сверкающим ходам, проносило сквозь нематериальные облака мерцания и сияния. Там не было областей сопротивления, как собственно в Образе, казалось, было достаточно первоначального импульса, чтобы пронести меня насквозь. Смерч-турне по Млечному Пути? Утопающий проносится среди коралловых каньонов? Страдающий бессонницей воробей пролетает над парком развлечений вечером Четвертого Июля?[13] Вот мои мысли, что я законспектировал в тот свой поход на столь преображенный манер.
…И наружу, насквозь, вверх — и готово, со вспышкой красноватого света, которая обнаружила меня разглядывающим самого себя, держащим кулон возле Образа, затем разглядывающим кулон с Образом внутри, внутри меня, все внутри меня, я внутри него, пурпур гаснет, еще, исчезает. Затем просто я, кулон, Образ, в отдельности, отношения субъект — объект восстановлены — только октавой выше, которую я ощущаю как лучший путь для применения. Ибо теперь существует определенная эмпатия. Было так, будто я приобрел сверхощущение и дополнительные средства выражения. Это было необычное чувство, чертовски удовлетворяющее.
Подстегнутый желанием опробовать его, я снова воззвал к своей решительности и скомандовал Образу перенести меня куда-нибудь.
Затем я оказался в круглой комнате, на верхушке самой высокой башни в Янтаре. Пройдя ее наискосок, я вышел на очень маленький балкон. Контраст был мощный, после экстрасенсорного путешествия, которое я только что завершил. Несколько долгих мгновений я стоял там, оглядываясь.
Море было стеклянно задумчивым, а небо — облачным, близился вечер. Сами же облака демонстрировали орнаменты мягкого света и грубой тьмы. Ветер пробивал себе путь в сторону моря, отторгая запах соли. Темные птицы росчерками рассекали воздух, паря и кружась вдалеке над водой. Подо мной в необъятном изяществе за краем Колвира навзничь лежали дворцовые дворы и террасы города. Люди на проездах были крошечными, их движения можно было не принимать во внимание. Я чувствовал себя очень одиноким.
Затем я дотронулся до Талисмана и вызвал грозу.
IV
Когда я вернулся, Флори и Рэндом ждали меня в моих комнатах. Взгляд Рэндома сначала уткнулся в подвеску, потом встретился с моим. Я кивнул.
Я повернулся к Флори, слегка кивнув и ей.
— Сестра, — сказал я. — Было время до, и есть время после.
Флори выглядела как-то испуганно, что было к лучшему. Тем не менее она улыбнулась и взяла меня за руку.
— Брат, — сказала она, — я вижу, ты держишь слово.
Бледное золото — ее волосы. Она подстригла их, но сохранила локоны. Я не мог решить, нравится мне это или нет. У нее были прелестные волосы. К тому же синие глаза и масса тщеславия, чтобы сохранить всех и вся в перспективе, любезной только ее сердцу. Временами она, казалось, поступала просто глупо, но потом, в другой раз, она меня удивляла.
— Прошу прощения, что разглядываю тебя, — сказал я, — но в последний раз, когда мы встречались, у меня практически не было возможности тебя увидеть.
— Я счастлива, что ситуацию удалось выправить, — сказала она. — Все было несколько… Я ничего не могла поделать, ты же знаешь.
— Знаю, — сказал я, вспоминая случайный всплеск ее живого смеха с того края тьмы на одном из празднеств. — Я знаю.
Я отошел к окну и открыл его, зная, что дождь не проникнет внутрь. Мне нравился запах грозы.
— Рэндом, ты узнал что-нибудь полезное о возможном почтальоне? — спросил я.
— Не вполне, — сказал он. — Я навел кое-какие справки. Никто — кажется — никого не видел в соответствующее время и в требуемом месте.
— Понятно, — сказал я. — Спасибо. Позже я снова с тобой увижусь.
— Ладно, — сказал он. — Тогда, если что, я до ночи буду у себя в апартаментах.
Я кивнул, повернулся, оперся о подоконник, посмотрел на Флори. Рэндом, выходя, тихо прикрыл дверь. С полминуты я слушал дождь.
— Что ты намерен сделать со мной? — спросила в конце концов Флори.
— Сделать?
— Ты можешь потребовать оплаты старых долгов. Допускаю, что это и произойдет.
— Наверное, — сказал я. — Одно зависит от другого. Эта ситуация — не исключение.
— Что ты имеешь в виду?
— Дай мне то, чего я хочу, и — увидим. В любом удобном случае я буду хорошим мальчиком.
— И чего же ты хочешь?
— Рассказа, Флори. Давай начнем с него. О том, как ты стала моей пастушкой на той тени — на Земле. Все детали, относящиеся к делу. Какова была договоренность? Каково соглашение? Всё. Вот и все.
Флори вздохнула.
— Начало… — сказала она. — Да… Это было в Париже, на вечеринке у некоего месье Фоко. За три года до Террора…[14]
— Стоп, — сказал я. — Что ты там делала?
— Я была в основной зоне Тени приблизительно пять местных лет, — сказала она. — Блуждала в поисках чего-нибудь неизведанного, чего-нибудь подходящего моим прихотям. Я наткнулась на тот край тогда же и тем же образом, каким мы вообще что-нибудь находим. Позволила желанию вести меня и следовала инстинктам.
— Своеобразное совпадение.
— Но не в свете интересующих тебя времен… и учтя число путешествий, которым предаемся. Если тебе так нравится, это было моим Авалоном, моим заменителем Янтаря, моим домом вдали от дома. Называй как хочешь. Я была там, на той вечеринке, той октябрьской ночью, когда ты вошел с маленькой рыжеголовой девчонкой… по-моему, ее звали Жаклин.
Слова Флори вернули меня назад, довольно далеко в прошлое, к воспоминаниям, которые я не мог вызвать чертовски давно. Я помнил Жаклин куда лучше, чем вечеринку у Фоко, но на то были основания.
— Дальше.
— Как я сказала, — продолжала Флори, — я была там. Ты прибыл позже. Конечно, ты сразу же завладел моим вниманием. Все-таки если достаточно долго живешь себе живешь да много путешествуешь, то рано или поздно наткнешься на человека, очень напоминающего кого-то, кого ты хорошо знаешь. Такова была моя первая мысль после того, как улеглось первое волнение. Явно это был двойник. Так много времени прошло без звука, без шороха. Все-таки у каждого из нас имеются секреты и веские причины для их сохранения. Тут мог крыться и твой секрет. Так что я проследила, чтобы нас представили друг другу, а затем приложила дьявольски много усилий, пытаясь отвлечь тебя от той маленькой рыжеголовой штучки на время большее, чем несколько минут. И ты настаивал, что имя твое Фенневал — Корделл Фенневал. Во мне росла неуверенность. Я не могла сказать, был ли это двойник или это ты играешь в игры. Хотя в голову мне приходила и третья возможность — что ты обитал где-то в близком к Янтарю районе Тени какое-то время, достаточное, чтобы отбросить собственную тень. Я могла бы удалиться, по-прежнему удивляясь, не похвались Жаклин твоей силой. И теперь-то — это не самая обычная тема для женского разговора, но она сказала об этом так, что заставила меня поверить в ее ошеломляющие впечатления от некоторых привычек, которым ты следовал. Я вызвала ее на откровенность и сообразила, что все это — подвиги, на которые ты всегда был горазд. Что разрушало версию о двойнике. Это должен был быть или ты, или твоя тень. По идее, даже если Корделл и не был Корвином, он был ниточкой к разгадке, ниточкой к тому, где, в каком затененном соседстве ты был ранее или находился сейчас… Это была первая реальная нить к твоему месту пребывания, на которую я наткнулась. Я должна была отследить ее. Тогда я стала выслеживать тебя, копаться в твоем прошлом. Чем больше людей я расспрашивала, тем головоломнее оно становилось. И даже несколько месяцев спустя я все еще была не способна сказать: ты или не ты. Но было достаточно и скользких путей, чтобы найти решение. Один из них осенил меня следующим летом, когда я вновь посетила Янтарь. Я упомянула о необычном деле при Эрике…
