Дмитрий Веприк - Легенда о гибели богов
...а в это время в темноте своей могилы, разорвав черное покрывало, знак траура и погребальный саван, Исполнившая Закон ловко свивает из полос тугой шнур — ибо сплетшие нить ее судьбы вложили ей в душу достаточно сил, чтобы самой протянуть руку за своим жребием. Она должна уйти — ибо так хотел народ Фив.
Кажется все? Однако бог ждет.
* * *
Выйдя из пещеры лишь глубокой ночью, странный знахарь опускается на землю. Собака подходит к нему, садится рядом, и он говорит с ней, как говорил бы с надежным верным другом:
— У меня получилось! — бормочет он, рассеянно перебирая в пальцах густую шерсть. — Сейчас мальчик спит и будет спать долго. Ночь, день, еще ночь. Только тогда я его разбужу. Интересно, что он подумает и что скажет? Впрочем, интересно, но неважно. Я бы мог ответить на его вопросы, но я не захочу отвечать на вопросы других людей. Он вернется в долину. А нам придется уходить.
Что-то блестит в его глазах. Он улыбается звездам:
— Можно не сомневаться, что слухи о случившемся разойдутся по округе и обрастут небылицами. Так что немало людей отправятся сюда со своими болячками и дарами. Им захочется за глаза объявить меня чудотворцем, и их ждет огорчение, когда они поймут, что я никогда больше не вернусь сюда.
* * *
В этой стране вообще много пещер, от неглубоких впадин на горных склонах до длинных, разветвляющихся и уходящих в неведомое подземных тоннелей. Некоторые из них, как говорят, ведут в страну мертвых.
Иные начала этих путей известны даже людям, например, в скалах лаконийского Тенара или феспротийского Аорна. В общем-то, никто не торопится в эту последнюю страну, однако находились безумцы, которые, вооружась наглостью и смолистыми факелами, отправлялись туда искать неведомо чего. Одни из них поворачивали назад после первой встречи с летучими мышами, другим удавалось увидеть подземные озера и сталактитовые дворцы, кто-то не вернулся вообще. Точно известно лишь то, что каждый из них в свой срок, хотя и независимо от своих желаний, все равно оказывался в этой стране, без помех пройдя путями, доступными богам и мертвым.
Идущему одним из таких путей богу лучше любого известны эти истины. Это одетый в белое бог с мрачным лицом, наводящим на мысль, что ему неведом смех. Хотя вокруг мрак, его шаги точны, хотя и не совсем бесшумны. Когда впереди начинает брезжить тусклый свет, два силуэта встают на его пути.
— Стой! — провозглашает блеющим голосом один из них. — Кто ты, живущий?
— Ваш хозяин! — отвечает бог.
Стражи пути расступаются — мужчина с головой дикого козла и женщина с головой пантеры, держащие в руках длинные бронзовые ножи. Еще два раза богу приходится давать ответы чудовищам мрака, пока, наконец, он не выходит под небеса страны мертвых, похожие на черный купол, на котором никогда не вспыхнет ни одной звезды. Он минует поросшие бледной осокой топкие луга, где живой человек с трудом выдергивал бы из чавкающей грязи увязающие по колено ноги. Однако боги не оставляют на своем пути следов. Мертвые тем более.
Угрюмый перевозчик, с силуэтом которого игра теней выделывает удивительные вещи, переправляет хозяина через непрозрачные воды всегда спокойной реки, именем которой клянутся боги. Он продолжает свой путь по равнине, полной тумана и колеблющихся теней. Это тени мертвых. Временами слышны даже голоса, тихие и тонкие, как писк мышей, когда встретившись, они произносят вдруг какие-то слова, смысл которых неясен им самим, и слышат ответы, не оставляющие никаких следов в их памяти.
Пройдя Долиной Теней, бог выходит к месту, где смешивают свои воды пять рек. Окруженный семью стенами, там стоит дворец познавшего смерть и воскрешение мрачного бога, получившего во власть эту страну по жребию, выпавшему из шлема после великой битвы. Это его дворец.
Миновав распахнувшиеся ворота, бог проходит в большой, полный сумерек зал, в дальнем конце которого темнеет черный трон. Его ждут ряды странных слуг, созданий мрака, доставшихся ему вместе с властью и верно служащих своему хозяину века — если бездумная покорность заслуживает названия верности. Над их плечами бог видит длинные, вечно оскаленные крокодильи пасти, ослиные головы, кошачьи морды или смиренно свернутые капюшоны кобр.
— Зажгите свет! — велит бог. — Пусть ярко пылает пламя в чашах, пусть составлены будут в ряд столы, пусть будут они накрыты и уставлены всем, что так ценят живущие, пусть будет все готово для моего пира — пира мертвых!
Имя этого бога — Гадес. Однако смертные редко решаются громко произносить его. Его именуют Плутоном, «богатым», ибо каждому человеку доводится в конце своего пути попасть под власть бога, любящего, как старый скряга, перебирать в холодных пальцах остывающие человечьи души.
* * *
Ее склеп взломан. Какая-то сила сдвинула и раскидала каменные глыбы, которые перед тем с трудом сложили четверо сильных мужчин. Но в осевшей пыли угадываются следы одной только пары ног. Дрожащий свет факелов крадется дальше. Нет, это сделали вовсе не боги.
Разбросавший камни человек неподвижно сидит у трупа девушки, горло которой сдавленно прочным и тугим шнуром. Она мертва, он же еще жив. Держа ее голову на своих коленях, он шепчет сухими губами какие-то бессильные слова. Перерубивший шнур меч лежит рядом. Услышав неверный стариковский шаг, человек поднимает глаза. Пламя факелов отражается в них собственным огнем. Он видит правителя Фив — и его ладонь уверенно ложится на меч.
— Гемон! — кричит Креонт, но отчаянный крик тонет в вое, в котором не осталось ничего человеческого. Это вой зверя.
Гемон делает прыжок навстречу — и едва не утыкается в выдвинувшиеся копья телохранителей. Он смеется надрывным безумным смехом, произносит проклятье, а потом, перевернув острие, бросается на стену, одним движением насадив себя на меч. Клинок выходит из-под лопатки. Оставляя на стене следы окровавленных ладоней, Гемон без стона медленно опускается на колени, а потом сразу заваливается на бок, и, вздрогнув, окончательно затихает. Он мертв.
И белокурый бог трижды смыкает ладони в беззвучном хлопке.
...Все кончено, усталая колесница солнца не спеша спускается к воротам заката, а седой правитель Фив, не видя ничего вокруг, глядит лишь вглубь той сумеречной бездны, которой стала его душа. Он сидит у входа в пещеру над телом того, кто был его сыном, и той, которая не стала его дочерью. Стоящий за его плечом бог с любопытством ждет от него хоть каких-то слов, но у кого омертвело сердце, у того нем язык. Его что-то спрашивают, и Креонт, наконец, понимает это:
