Тэд Уильямс - Поворот Колеса
— Хорошенько заботься о принцессе Мегвин, — сказал он, уже направляясь к двери. Это был скорее приказ, чем просьба. Женщина кивнула.
Погрузившись в размышления, Эолер едва успел войти в Резной зал, как у входных дверей за его спиной раздался шум шагов. Он остановился и резко повернулся, рука его непроизвольно упала на рукоять меча. В нескольких шагах от него Изорн и рослый Уле вскочили со своих мест, тревога ясно читалась у них на лицах.
Фигура, возникшая в дверях зала, была высокой, хоть и не чрезмерно. Сияли голубые доспехи, которые, как ни странно, казались сделанными из раскрашенного дерева. Но доспехи — искусное сооружение из тонких пластин, скрепленных между собой блестящими красными шнурами — были не самым странным в этом существе. Его белью, словно снежный сугроб, волосы, перевязанные голубым шарфом, спадали ему на плечи. Незнакомец был стройным, как молодая березка, и, несмотря на цвет своих волос, казался едва достигшим зрелого возраста, насколько можно было судить по его скуластому треугольному липу, в котором было так мало человеческого. Его золотистые глаза были яркими, как полуденное солнце, отраженное в лесном пруду.
Остолбенев от изумления, Эолер уставился на вошедшего. Перед ним стояло существо из глубокой древности, персонаж одной из сказок его бабушки, внезапно обретший плоть и кровь. Граф ожидал увидеть ситхи, но на самом деле был подготовлен к этому не больше, чем человек, которому долго описывали глубокое ущелье, внезапно оказавшийся на его краю.
Так граф простоял несколько мучительных секунд, не в силах вымолвить не слова, и пришелец сделал шаг назад.
— Простите меня, — незнакомец изящно поклонился, взмахнув рукой с длинными пальцами, и хотя в его движениях была что-то легкое и веселое, насмешки в этом не было. — В горячке этого знаменательного дня я совсем позабыл о хороших манерах. Могу я войти?
— Кто… кто вы? — спросив Эолср, от изумления потерявший свою обычную вежливость. — Да, конечно, входите. Ситхи, казалось, не обиделся.
— Я Джирики и-Са'Онсерей. В настоящее время я говорю от имени зидайя. Мы пришли, чтобы заплатить долг чести принцу Синнаху из Эриистира. — После этой официальной тирады он внезапно сверкнул веселой диковатой улыбкой. — А кто вы?
Эолер поспешно представился сам и представил своих товарищей. Изорн, зачарованный волшебным гостем, смотрел на него во все глаза, а побледневший Уле казался совсем выбитым из колеи. Старый Краобан улыбался странной, чуть насмешливой улыбкой.
— Хорошо, — сказал Джирики, когда граф наконец закончил. — Очень хорошо. Я слышал сегодня упоминание вашего имени, граф Эолер. Нам о многом надо поговорить. Но прежде всей" я хотел бы понять, кто здесь главный. Я понял, что король умер.
Эолер растерянно посмотрел на Краобана:
— Королева Инавен?
— Жена короля осталась в пещерах Грианспога, — просипел Краобан со странным присвистом, который можно было бы принять за смех. — Не стада спускаться со всеми нами. Я думал тогда, что она поступила разумно. Впрочем, может быть, так оно и было.
— А Мегвин, дочь короля, больна и спит, — Эолер пожал плечами. — Я полагаю, что вам лучше всего будет говорить со мной, по крайней мере сейчас.
— Вы окажете нам любезность и придете в наш лагерь, или лучше будет, если мы придем сюда?
Эолер не очень четко понимал, кто такие «мы», но знал, что никогда не простит себе, если упустит редкую возможность побывать в лагере ситхи. Кроме того, Мегвин действительно нуждалась в отдыхе, и вряд ли ей будет полезен шум, производимый толпой людей и ситхи.
— Мы будем счастливы последовать за вами, Джирики и-Са'Онсерей, — сказал граф.
— Просто Джирики, если вы сочтете это приемлемым. — Ситхи ждал.
Эолср и его спутники вслед за своим провожатым вышли из парадной двери Тайга. Разноцветные палатки колыхались перед ними, как целое поле диких цветов-переростков.
— Вы позволите мне узнать, — поинтересовался Эолер, — что произошло со стеной, которую Скали построил вокруг города?
Джирики, казалось, задумался.
— А, это, — сказал он наконец и улыбнулся. — Вы, я думаю, говорите о том, что сделала моя мать Ликимейя. Мы спешили. Стена мешала нам.
— Тогда я не хотел бы оказаться у вас на пути, — искренне сказал Изорн.
— Пока вы не встанете между моей матерью и честью Дома Танцев Года, — успокоил его Джирики, — вам не о чем волноваться.
Они продолжали свой путь по мокрой траве.
— Вы упомянули договор с Синнахом, — сказал граф. — Если вы в одни день разбили Скали… то, простите меня, Джирики, но как могла быть проиграна битва у Ач Самрата?
— Ну, во-первых, мы не окончательно разбили Скали. Он и некоторые из его людей бежали в горы и к Фростмаршу, так что у нас еще осталась работа. Но это хороший вопрос, — ситхи обдумывал ответ, и глаза его сузились. — Я думаю, что мы, в некотором роде, другой народ, чем тот, что был пять веков назад. Многие из нас тогда еще не родились, а Дети Изгнания совсем не так осторожны, как наши старшие. К тому же мы боялись железа в те дни, когда еще не научились защищаться от него. — Он смахнул со лба прядь белоснежных волос. — А эти люди, граф Эолер, эти риммеры, они не ждали нас. Неожиданность была на нашей стороне. Но в грядущих битвах — а их будет много, я боюсь — уже никто не будет таким неподготовлнным. И тогда все начнется сначала, как Эреб иригу — то, что вы, люда, называете Нок. И снова будет много убийства… а мой народ может себе это позволить еще меньше, чем ваш.
Пока он говорил, ветер, бившийся о стены палаток, сменил направление и задул с севера. Внезапно на горе Эрна стало много холоднее.
Элиас, Верховный король Светлого Арда, пошатывался, словно горький пьяница. Проходя через внутренний двор, он переходил от одной тени к другой, как будто боялся прямого солнечного света, хотя день был серым и холодным и солнце даже в полдень было закрыто густой массой облаков. За спиной у короля возвышался странно асимметричный купол хейхолтской церкви; давно не чищенный, засыпанный грязным снегом, с большими вмятинами на свинцовых оконных рамах, он был похож на старую, помятую войлочную шляпу.
Те несколько вечно дрожащих крестьян, которые были вынуждены жить в Хейхолте и обслуживать полуразрушенный замок, редко покидали помещения для слуг, если только их не принуждал к этому Долг, обычно возникавший в лице тритингского надсмотрщика, невыполнение приказов которого было чревато немедленной и жестокой карой. Даже остатки королевской армии теперь располагались в полях за пределами Эрчестера. Объяснялось это тем, что король нездорова хочет покоя, но в народе говорили, что Элиас сошел с ума, а замок его полон привидениями. В результате в этот серый мрачный день по внутреннему двору бродила только горстка испуганных людей, и никто из них — ни солдаты с поручениями от лорда-констебля, ни трясущиеся простолюдины, увозившие полную телегу пустых бочек из покоев Прейратса — не смотрел на нетвердо держащегося на ногах Элиаса больше секунды, прежде чем в ужасе отвернуться. Разглядывание немощного короля могло быть смертельно опасным, но не одно это играло роль — в его походке на несгибающихся ногах было что-то страшно неправильное, что-то ужасно неестественное, и всякий, кто видел это, вынужден был отвернуться и украдкой начертать на груди знак древа.