Лада Лузина - Принцесса Греза
— А я что?
— Так обалдела, что едва не подарила ей меня, — Изида обиженно зашевелила усами.
— Ты че! Я б никогда! — зареклась Даша Чуб. — Просто… не знаю… На меня бабы вообще так не действуют. Я как обмерла… Она же Великая. Она такая, такая…
— Рыжая, — выдала свое объяснение кошка.
— Таких актрис, как она, наверное, сейчас во-още нет… Думаешь, она обо мне правду сказала?
— Если бы ты спросила меня, я могла б сказать то же самое, — бурчливо ответила Пуфик.
— Так в чем проблема, скажи. — Чуб посмотрела на подаренное ей узкое кольцо с разноцветной эмалью. — Я готова еще раз послушать. Еще лучше — говори это мне каждый день!
* * *Катя и Маша вцепились взором в круг зеркала, отображавшего живую картинку.
Один из мужчин, вырываясь, лежал на полу, второй навис над ним, сжимая горло поверженного:
— Где Лилия? Где, говори… — То был, несомненно, Жоржик, хотя усы его и лишились лихих завитков, голова — рокового пробора, а имя — заграничного шика. Теперь это был истопник Георгий — растрепанный, огрубевший, с усами-щетками и пролетарской щетиной на пожелтевших щеках.
— Пойми, ее нельзя продавать… — с трудом прохрипел лежащий.
— Говори, контра! Я тебе как на духу… Про Мелисинду, про хозяина дома. А ты мне… Одно слово — недобитая буржуйская морда!
Недобитая буржуйская морда рванулась всем телом, решительно освобождаясь из-под гнета пролетариата-истопника. Тот завалился налево. Морда вскочила, явив двум зрителям из ХХI века резковатое лицо с суровыми бровями. Жоржик-Георгий скакнул на ноги. Но суровобровый с непримиримым взглядом уже добежал до стола и вытащил небольшой, но грозный на вид пистолет.
— Вот ты как, буржуй недобитый… — догоняя рванувшего за оружием мужчину, Катино зеркальце утратило Жоржа, но голос его был слышен отчетливо. — Человека убить готов ради цацы буржуйской!
— Георгий, пойми, ее место в музее. Она — историческая ценность…
— Думаешь, я это так просто оставлю? — не пожелал понимать его истопник. — И на тебя управа найдется! Тебя уже раз арестовывали. Будет тебе и второй… Мне есть, что им рассказать. Например, про Марию твою. Как ты ее любишь… Я сам слышал, как ты говорил: «Пусть я, я пропаду, не она. Только не она, не Мария. Отдать жизнь за нее — счастье». А Мария твоя — тоже контрреволюционная буржуйская морда!
Раздалось два громких звука — пролетарий явно открыл дверь ногой и ушел, хлопнув створкой. Непримиримый стоял, прислушиваясь к удаляющимся громким шагам, затем опустил пистолет и…
Катино зеркало погасло. Пару секунд Маша тупо смотрела в него, как в экран телевизора, в котором ни с того ни с сего исчезло изображенье, потом подняла глаза к потолку, постояла, то шевеля губами, то старательно вслушиваясь.
— Ничего не понимаю, — сказала она. — Дом замолчал. Не хочет говорить об этом. О свадьбах рассказывал, не затыкаясь… а тут. Он просто не отвечает на вопросы.
— Из чего следует, — вывела Катя, — что Шоколадный домик что-то скрывает. Быть может, нечто, что, по его мнению, может причинить ему вред.
— Но кто был тот человек с пистолетом? — развела руки Маша. — Кто такая морда Мария? Кто — Мелисинда? Как теперь прояснить это?
— Есть идея, — сказала Катерина.
* * *— Мне кажется, это не очень хорошая идея, — нервозно произнесла Маша.
— Не скажу за идею, но ты, Маша, очень хороша! — вынесла вердикт Даша Чуб.
— Разве я похожа на Сару Бернар?
Маша тревожно смотрела в зеркало, но видела там не себя — картинно-красивое, искусственное создание.
— Не знаю, — почесала пухлый нос Чуб. — От тебя ща в глазах все плывет и искрится. Аж слепнешь… Вот этим вы точно похожи! Чего мы и добивались.
В чертах Маши и Сары было не много сходства. Единственное, что, пожалуй, роднило их, — сама неяркость, обычность их черт. Но, будучи великой, Бернар смогла доказать, что обычность — идеальное лицо для актрисы. На нем, как на чистом листе, можно нарисовать практически все: страх, радость, страдание, красоту, уродство, небесное совершенство… И, будучи красноречивой, Катя смогла убедить Ковалеву, что та способна повторить этот фокус.
Хоть, если честно, по-настоящему похожими в них были только три вещи — рыже-пушистые волосы, невысокий рост, худоба… и то, четвертое, что делало это отныне неважным.
Огненные кудри Маши рассыпались по плечам золотистыми волнами. Обнаженные руки увивали браслеты, похожие на обращенные в золото дикие виноградные лозы, — один начинался от пальцев и доходил до локтя, второй властно обвивал ей предплечье. Чело Киевицы венчала трехъярусная изумрудная диадема. Два крупных каплеобразных котла спускались на щеки. Двадцать шесть ожерелий из драгоценных камней переливались на шелковом платье цвета морской волны, перехваченном на бедрах широким золотым поясом с тремя рядами опалов и изумрудов.
— Я не узнаю себя! — почти проплакала Маша.
— И не надо. Нам нужно, чтоб он узнал тебя. — Чуб перевела взгляд на фото Великой актрисы в костюме Феодоры. Сара Бернар казалась закованной в непробиваемую броню из драгоценностей.
— Да, — присоединила свой взгляд Катерина. — Не удивительно, что пред ней не могли устоять. Она знала толк в украшениях. И в амулетах…
По дороге в Башню Катерина Михайловна заскочила домой, чтоб захватить свой кофр с драгоценностями. Полутораметровый кожаный шкаф-чемодан с трудом поднял наверх Катин шофер. Теперь его содержимое — ожерелья, колье, броши, браслеты, кольца и перстни, аграфы, фибулы, цепи — разбрелось по столам, диванам и креслам, вмиг сделав Башню Киевиц похожей на сказочную пещеру Али-Бабы.
— И ты не боишься, что тебя ограбят? — поинтересовалась Чуб.
— Боюсь, — призналась Катя. — За воров. Зачем мне лишние трупы? Круг Киевицы третьей степени, — подняла палец она. — Даже если Киев опять захватят татаро-монголы, мою квартиру они точно не тронут.
— Забираю свои слова обратно, — заявила Землепотрясная Даша. — Если имея все это, ты носишь постоянно лишь пять-десять колец, ты — суперскромная! И что, все-все-все эти цацки — магические? — Даша взглянула на свое эмалевое колечко от Сары Бернар, разрисованное крохотными водными лилиями.
— К сожалению, нет, — вздохнула Катя. — Потому это такая ценность — настоящий Модерн. Все это, — небрежно очертила она пальцами абрис Машиной изумрудной экипировки, — красивые и очень дорогие пустышки. Но пока не купишь, не выяснишь. Все зависит от мастерства ювелира. Модерн поставил цель до мельчайшей детали, до прожилки на листике скопировать природу. Но этого мало… Мало заварить чай из мяты, нужно извлечь из растения непобедимую силу. И Модерн похож на медицину. Как и при изготовлении лекарств, он отсекает все лишнее и извлекает из обычных природных вещей самую суть.
