Виктория Абзалова - Да не убоюсь я зла
Мила подсчитала дни и молилась, — а что ей еще оставалось? Деревня опять бурлила: у страха глаза велики, и пьяная болтовня разрослась до невиданных размеров.
Волка видели — крупного матерого зверя, и то, что он не совсем обычный, было ясно. Упоминаний об оборотне и имя Люта пока не звучало, — и на том спасибо, что не было сказано, что волк появился ИЗ погреба, а не сверху, — но травница чувствовала себя как на углях. Когда прибыли Иоганн Хессер, известный охотник на ведьм и прочую нечисть, с двумя спутниками (ему-то и вез письмо брат Бенедикт), Мила была близка к тому, что бы собрать какие-никакие пожитки и уйти в лес, благо погода стояла хорошая и теплая. Но в деревню ей тогда не вернуться.
Бросать хозяйство, уходить в никуда, да еще перед самыми родами, только потому, что очень страшно выглядело глупо.
Ночью она совсем не спала, часто выходила на двор, бродила вдоль плетня, высматривая своего волка. И углядела таки. Как всегда сразу после таких приступов, Лют был обессилен, вымотан, но времени, что бы придти в себя у них не было. Мила, поддерживая, вела его к дому огородами и задворками, благодаря Бога, что хоть эта забота с плеч свалилась, и теперь они вместе.
На том удача и кончилась. Их увидел Владек, возвращавшийся от кумовой жены, и два и два наконец сложилось. Шума он подымать не стал, но кумовы вилы прихватил и пошел за подмогой. На подворье к ведьме явились скоренько, тихо и всем миром.
Лют успел толкнуть жену к дому, но бежать ему было поздно, драться нечем, а перекинуться не дали. Прямо так на пороге на вилы и вздели.
Мила заперлась в доме, да много ли бабе на сносях надо? Так и появился на свет Янош Лют, и родовая кровь матери смешалась с остывающей кровью его отца, пока подступившие монахи определяли, ломать дверь, или сжечь вызвавшую оборотня ведьму вместе с домом. Мила перепугалась совсем, — не за себя, то что ей живой тоже не уйти, она знала. Если б не монахи, не Иоганн Хоссер, селяне ее не тронули бы, дали уйти, а остаться она и не смогла бы, однако теперь судьбу ведьмы определяли уже не они. Ум отчаянно искал выход и не находил.
Спасение пришло неожиданно: увещевать ведьму вызвался прихромавший сюда же брат Бенедикт. Мила встретила его с топором: за своего птенца и курица лютый зверь.
Монаху оказалось достаточно одного взгляда, что бы все понять, а Мила ощутила к его суровой бесстрастности такое доверие, какого не вызвало бы и искреннее сочувствие, и рассказала как есть. Евангелие говорит: «не клянись», но брат Бенедикт поклялся, что заберет младенца и позаботится о нем. Не ведьме, — испуганной, измученной женщине, у которой только что убили мужа.
Выбор был прост, и брат Бенедикт его сделал: понимая, как мало у него шансов отвоевать еще и травницу, под шумок он спокойно забрал новорожденного и увез немедленно, не взирая на больную ногу, размышляя, что сотворенные по образу и подобию Божьему люди, оказались ничуть не лучше дикой стаи.
10
Лют замолчал, сделав еще один большой глоток из бутылки и отобрав у Марты вторую.
Рассказывать, как он с бандой погулял в своей «родной» деревеньке, как правдами и неправдами выслеживал экзекуторов, и что он потом с ними делал, Ян не стал.
Самому потом тошно было. Только все равно не забыл, как он спать не мог услышав от отца Бенедикта о своих родителях и думая, что в этот момент, их убийцы новый костер зажигают. Ему тогда примерно столько же было, как вот этому ведьмаченку, — наевшемуся, пригревшемуся и уснувшему, и ничегошеньки не слышавшему из его повести.
— Так что знай, сударыня ведьма, ходит еще по земле человек, за которым у меня должок. А я, как уже сказал, должным быть не люблю!
Марта невольно поежилась от его тона, в котором ей чудился отголосок грозного рыка, вспомнив, что на счету этого спокойного уверенного парня вообще-то не одна жизнь.
— Пристрою вас и дальше пойду. А этому монаху, я больше, чем себе верю! Тебе бояться нечего.
— Глупые вы, мужики, — Марта придвинулась ближе, прижимаясь к его боку, — Я теперь за тебя бояться буду…
Ян на миг притиснул ее к себе, а потом отстранил резко:
— Будет! Мне-то что сделается… Да и ехать пора, а то за всеми байками второго пришествия здесь дождемся! — он подобрал поводья и тронул с места.
Марта уселась на телеге поближе к Яну, улыбаясь себе: если Ян пошел в отца, то выбор его матери она вполне понимала, — не так-то часто встречаются мужчины, от одного присутствия которых начинают мелко дрожать колени ослабевших ног.
Напоминанием о страхе Божием, ударил колокол ближайшей церквушки. Марта тихонько вздохнула: прав Лют, пора выбираться из города, вон уж обедню служат!
Рассеяно покачиваясь на пересчитывающей булыжники и колдобины колымаге, она скользила взглядом по знакомым улочкам: Ян словно специально проезжал едва не мимо ее бывшего дома. Не то что б ее терзали сожаления, но все-таки свой был, не дешево дался, положение опять же, и какой-никакой кусок хлеба с маслом…
Из задумчивости ее вывела странная возня рядом и полузадушенный всхлип. Марта покосилась на юного колдуна, и сразу напряглась: паренек уже не спал, — он лежал бледный, как смерть, скорчившись, обнимая себя руками, и кусая губы почти до крови. Кружевница уже было хотела обратить внимание Люта на неожиданный припадок, но задержалась: ударил большой колокол монастыря кармелиток, мимо которого они тащились, — и все худое тело юноши свела болезненная судорога.
Марта так и замерла с вытянутой рукой, не отводя ошарашенных глаз от искаженного страданием лица. Подал голос Святой Фома, — новая судорога, зубы впились в запястье, гася стон… Старшим братьям ответила маленькая Анна в церкви Св.
Сусанны — очередная судорога выгибает хрупкое тело, ногти беспомощно скребут доски…
В небе плыл торжествующий перезвон, славя Господа Всевышнего и Святого архангела Михаила в его день, а на телеге, в унисон ему — метался и бился странный мальчишка.
Марта заторможено тронула Люта за плечо. Тот недовольно обернулся и тоже прикипел взглядом к юноше, — тот был при памяти и, давясь стонами и хрипами, старался скрыть, что с ним происходило, но трудно не заметить какой болью отзывался для него каждый звук благовеста.
— Ян… — еле выговорила Марта севшим голосом, — Только посмотри на него…
— Да… — лишь сказал Лют: зато как сказал!
— Что же это…
Ян молчал. Замолчала и Марта. Волколак решительно хлестнул вожжами пуская смирную лошадку, которую нашел на замену уведенной кляче, едва ли не вскачь к воротам. Вот тебе и ответ, какого черта мальчишка по деревням бродит: в город ему нельзя, в любой, — не бывает городов без церквей, во всяком случае здесь, и не бывает церквей без колоколов, от звона которых он в падучей бьется.
