Ника Бойко - Новые, старые сказки (СИ)
— Олия выходи, — взревел отец.
— Не выйду, — отозвалась я.
— Олия? — спросил Кащей.
— Дочь моя, единственная, разбаловал на свою голову, вот теперь и страдаю, выходи.
— Не выйду, отец тебе не кажется, ты повторяешься.
— Вот сечь тебя нужно было.
— Я Вашу дочь знаю чуть больше месяца и меня тоже посещала такая мысль.
— У тебя розги есть? — спросил Игорь, обернувшись к Кащею.
— Розгами царевну, нет, но крапиву надергаю с удовольствием.
— Слышишь, последний раз спрашиваю, выйдешь замуж?
— Что? — спросил Кащей, голос почему-то дрогнул, но спорщики это не заметили.
— Девица выросла ещё немного и не один жених не посмотрит, а царство у меня маленькое, да внуков понянчить пока в силах хочу, а она упрямиться.
— Не выйду, не за царя Мировского, не за князя Ирвана, не за барона Аривского.
— Откуда знаешь?
— Не выйду и не проси, я лучше от трона отрекусь.
Отец опустился на пол.
— Вырастил на свою голову, от трона она отречется. Слышал, давай крапиву.
— Что, царевен бить нельзя, — взвизгнула из-за двери я.
— Так я царевну и не буду, я дочку.
— Пап, а силенок то хватит?
— Пособишь с дверью?
— Зачем, тут потайная есть.
И цари вышли с другой стороны, вдоль стены росла ядреная крапива.
Царь Игорь и Кащей несколько минут придирчиво выбирали каждый куст, пока не набрался приличный букет, но они опоздали, как только за дверью стало тихо я вышмыгнула и поспешила на кухню мне бы удалось сбежать, если бы из-за поворота не выплыла моя няня.
— Нянюшка, — повисла на груди старушки.
— Ой, доченька, похудела то как, а загорела, а с косой то что?
— А сожгла, — отмахнулась я, не говорить же ей правду, зачем расстраивать.
— Ничего отрастет.
И тут из конюшни вышел отец с пучком крапивы.
— Это что ж ты старый удумал? — спросила нянюшка.
Игорь смутился и попытался спрятать букет за спину.
— Это он меня воспитывать идёт, — радостно сдала я отца.
— Дитятку маленькую бить, да я тебя плешивого козла.
За моей спиной тихо возник Кащей.
— Всё кранты отцу, — весело резюмировала я, и тут по моему мягкому месту прошелся пучок крапивы, было не больно, но жутко обидно.
— За что? — взревела я подпрыгнув.
Нянюшка тут же оставила отца в покое и приняла боевую стойку перед новым врагом.
— А за то, что ты нянюшку волноваться заставила.
Всё, он меня добил, она его теперь на руках носить будет.
— Ладно, пошли те в дом там поговорим, — отбрасывая пучок, сказал Кащей.
— У меня еще дел масса, — попыталась выкрутиться я.
— Подождут, в дом я сказал.
Мы вошли в тронный зал, и расселись по стульям.
— Я хочу сказать сразу, я не похищал вашу дочь, а даже не знал что она царевна, и готов отпустить её домой.
— Вот ещё, я ещё месяц не отработала, а три золотых на дороге не валяется.
— Олия, доченька, пошли домой, — просящим голосом сказал отец.
— Ага, тебя там женихи ждут, не забыл добавить.
— Да нет там никого, разбежались все, — вздохнув, сказал отец.
— Как разбежались, куда? — всколыхнулась я.
— А ты думала, они тебя там вечно ждать будут царевен много, а женихов мало. Да и не красавица ты у меня, и не ведут себя так царевны.
— А как ведут, весь день вздыхают, да платочки вышивают, сам воспитал другой.
— Вон на Василису посмотри и красавица, и умница и женихов полный двор.
— И царство нечета нашему раз пять больше. Не выйду я за этих остолопов замуж, не хочу всю жизнь взаперти просидеть детей рожая, как свиноматка.
— Олия, — захлебнулся от гнева отец.
— Здесь останусь.
— Да кто тебя оставит, — вмешался Кащей.
— А меня отец назад без мешка золота не возьмет?
— Не вопрос, — Кащей поднялся и вышел, мы переглянулись, через некоторое время он вернулся, неся небольшой мешочек. Приподняв меня над полом, что-то прикинул, развязал узелок, достал пару золотых монет, положил их в карман, снова прикинул мешочек на руке и переложил его в руку отцу. И тут я увидела, как лицо отца вытянулось, и мешочек вместе с отцом упал на пол.
— Думаю, в царевне килограмм сорок пять, это равноценно с ее весом, золотом вас устроит?
— Да, — прошептал отец.
— Тогда можете забирать свое сокровище.
— А плата за этот месяц? — возмутилась я.
Кащей вскинул бровь и достав из кармана те две золотые монеты вложил мне в руку.
— И чтоб духу твоего в моем царстве не было, — сказал он мне на ухо.
Вот так мы и уехали, довольный отец, счастливая нянюшка и раздосадованная я, условия были выполнены, и спорить было не о чем. Даже попрощаться не дали. Провожать меня не кто не вышел Матрена была занята, да думаю и не знала о моем скором изгнании, а Кащей, наверное праздновал мой отъезд.
Через месяц я уже сидела в своей комнате и снова ожидала своей участи, отец, на радостях закатил пир, и снова меня ждала судьба невесты, только на этот раз отец подстраховался, на моей кровати сладко спала нянюшка, я же сидела прикованная к ножке кровати цепью. Да ещё и на втором этаже, была у меня слабость, я высоты боялась, за дверью топталась стража.
Я тяжело вздохнула, и уткнулась лбом в колени.
Моей головы что-то коснулось, я резко вскинула голову и чуть не закричала от страха, мой рот тут же закрыла рука в черной перчатке.
— Ты чего истеришь? — тихо спросил Кащей.
— А ты чего пугаешь?
— Вот и ходи после этого по гостям.
Я дернулась цепь зазвенела, мужчина опустил глаза вниз, я одернула платья усаживаясь поудобнее.
— Плохую службу ты мне сослужил, после возвращения, отец — то деньги за меня в приданное приложил, шутка ли сорок килограммов золота, вот женихов то и прибавилось.
— А ты, правда, замуж не хочешь, ведь все девицы об этом мечтаю.
— А ты бы согласился прожить всю жизнь с человеком, которого только перед алтарем увидишь? — тихо сказала я.
Кащей улыбнулся и ушёл в моё зеркало, я запрокинула голову и по щекам потекли слёзы. Утром обиженная на весь свет, не выспавшаяся, и по этому злая, обряженная в белый расшитый речным жемчугом сарафан, сидела на троне возле отца, и кисло улыбалась. Я же царевна, а этикет с малых лет вдолблен.
Владимир поднимался по ступенькам, когда мимо него пролетел Кащей одетый во всё черное.
— Ваше величество, к Вам приехали.
— Кто?
Владимир потеснился, на пороге стояла закутанная в дорожный плащ фигура.
— И? — спросил царь.
Капюшон медленно сполз, и он увидел прекрасные черты лица.
— Василиса? — вздрогнул он.
