Ольга Погодина - Князь Лавин
Глава 3. Угэрчи
Илуге сквозь кольчугу раздраженно мял свою левую руку. Иногда она принималась ныть чужой, противной, ноющей болью, и холод, распространявшийся от нее по всему телу, невозможно быть ничем изгнать – даже снадобья Онхотоя не помогали. Впрочем, ему грех жаловаться – из тех двенадцати, кто вместе с ним имел безрассудство поучаствовать в Тэнгэрин Утха – Небесном испытании, – четверо умерли там же, на месте, а еще двое впоследствии сошли с ума.
После битвы у Трех Сестер, беспощадной и практически ничего не решившей, куаньлины отошли, однако Илуге не сомневался, что в горных крепостях у Трех Сестер оставлен внушительный гарнизон. И что весной они вернутся – с новыми силами, с новыми орудиями. Степняки тоже, согласно заведенному испокон веков порядку, собрались было зимовать по домам, однако Илуге предложил вначале отпраздновать совместно победу на землях джунгаров, что с охотой было воспринято всеми, кроме хана джунгаров, Чиркена. Который, пожалуй, в самом скором времени выскажет ему, Илуге, свое недовольство. Однако в военное время власть угэрчи такова, что с ней приходится считаться даже ханам, а уж прослыть негостеприимным у степняков – большое оскорбление!
Илуге, следует сказать, на это и рассчитывал. Главное – дождаться встречи с Чиркеном, а там он, да помогут ему духи предков, сумеет все объяснить.
Его походная юрта была маленькой и низковатой для него и он не мог, как ему нравилось, мерить ее шагами взад-вперед, что обычно успокаивало и позволяло спокойно и взвешенно все обдумать. Здесь же Илуге через два шага упирался носом в закопченную обрешетку и, казалось, вот-вот выглянет из дымового отверстия наружу! Тоже мне – юрта, достойная великого вождя!
Илуге привычно подавил гнев и опустился на пятки. Налил себе из пузатого бронзового чайничка отвара листьев чжан, – свое недавнее увлечение, – и поморщился, так как напиток уже остыл. Отхлебнул, подержал чуть горчащую жидкость во рту, проглотил.
Пока у него есть только смутная идея. Прежде, чем он выскажет ее на грядущем совете вождей, который он назначил, каждое слово, каждый довод должен быть отточен, словно хороший клинок перед боем. С некоторых пор Илуге начал понимать, что слова – такое же оружие для вождя, как и меч – для воина.
– Угэрчи! – дверной войлок откинулся, впустив в юрту поток свежего морозного воздуха и мелких танцующих снежинок. Илуге кивнул, приглашая топтавшихся у входа людей войти. Показалась курчавая голова Тургха, следом за ним, довольно сильно пригнувшись, в юрту ввалился Чонраг. Эти двое, против всякого обыкновения, стали закадычными друзьями, немало удивляя этим и самого Илуге, и многих воинов из обоих племен, к которым они принадлежали.
Глядя, как они усаживаются, Илуге подумал, что, возможно, разгадка кроется в том, что оба – и косх, и джунгар, – слыли у своих недотепами. Именно это в свое время прибило их к Илуге в ту пору, когда он еще был всего лишь странным мальчишкой. И именно доверие угэрчи позволило каждому из них подняться над сложившимся о них, жестком, как сухая кожа, мнением своих племен.
Оба невероятно гордились своей приближенностью к угэрчи, и Тургха с его неуемным хвастовством частенько приходилось осаждать, но именно они преподали Илуге один из первых уроков умения быть вождем: чтобы сделать людей по-настоящему верными, следует в каждом из них найти какое-либо полезное качество и найти ему применение. Тургх, к примеру, обнаружил поразительную способность выучивать чужие языки, и передразнивать манеру речи и поведения, а потому становился незаменим для тайных вылазок в земли куаньлинов. Сведения, принесенные им, позволили Илуге многое узнать об устройстве империи своих извечных врагов, а также о их планах. Пожалуй, Тургху из-за его болтливости не стоило доверять каких-либо особенных тайн, однако лазутчик из него получился превосходный. Чонраг всегда слыл среди джунгаров медлительным и туповатым. Однако в бою его сила и цепкость снискали ему хорошую славу. Но последние его способности оказались неожиданными даже для Илуге – Чонраг просто не отходил от захваченных степняками в битве у Трех Сестер куаньлинских орудий, которые нанесли им столь серьезный урон. Смешно сложив губы, Чонраг ощупывал и измерял, откручивал и подгонял деревянные и бронзовые детали. В отличие от многих, видевших, как их друзья и соплеменники превращаются в кровавые ошметки и потому яростно желавших сжечь или сломать демонские орудия, Чонграг испытывал перед ними какое-то детское восхищение. Поэтому, когда Илуге назначил его смотрителем за захваченными хуа пао, – так они назывались на языке куаньлинов, – в глазах Чонрага он, Илуге, сравнялся,верно, с самим Аргуном.
– Да пребудет с тобой благословение Ыыха, – по косхской привычке сказал Тургх, важно усаживаясь. Ему очень хотелось выглядеть солидным и серьезным, как это часто бывает с такими людьми, и иногда в своем подражании он выглядел уморительно. Сейчас, например, Тургх точно копировал манеру Хорага, – богатого скотовода, бывшего когда-то – века назад! – хозяином Илуге.
Чонрагу в любой юрте всегда не хватало пространства, до того он казался неловким. Стремясь занимать как можно меньше места, он сел с самого края войлочного ковра, подвернул ноги и немедленно опрокинул чайник. Жидкость весьма неприглядно залила ему штаны, отчего парень тут же покраснел и принялся невнятно и многословно извиняться.
– Есть новости? – коротко спросил Илуге. У него вообще редко случались приступы общительности, а сейчас, после победы, скорее, похожей на поражение, и вдобавок ссоры с Янирой, которую он в гневе отослал из ставки, ему вовсе не хотелось никого видеть.
– Есть, – важно ответил Тургх, – Вначале не хотели тебя беспокоить, пошли к твоему кровнику Баргузену, однако очень уж высоко взлетел Баргузен, даже на порог не пустил, – в голосе Тургха явственно прорезалась обида.
Илуге вздохнул. Эти двое не ладили. Тургх, по своей привычке болтать, никак не мог удержать язык, когда вспоминал, что и Баргузену довелось ходить с рабским ошейником, о чем Баргузен в последнее время изо всех сил старался не упоминать. Помимо всего прочего, когда Илуге с Баргузеном были рабами, Тургх, хоть и не пользовался у косхов большим уважением, а был все же свободным.
– Ладно. Говорите, – махнул рукой Илуге. Кольчуга звякнула, и он поспешно опустил руку на колено. С тех пор, как, нечаянно коснувшись его, погибла Нарьяна, Илуге даже в кольчужной защите старался не делать лишних движений в присутствии друзей.
Чонраг с восхищением проследил за его жестом. За два последних года то, что было несчастьем и напоминанием для Илуге, для его окружения превратилось в легенду. Это Илуге тоже раздражало.
