Ирина Сорока - Остаться в живых
В ответ Лан ду Трейм прищурил глаза и поинтересовался.
— А с чего ты решила, дорогая ученица, что твое мнение меня должно волновать? Это еще заслужить надо.
И тут меня накрыла волна. Огненная волна. Вроде бы ничего не произошло. И мужчина не сказал ничего, что могло бы вызвать такую не контролируемую ярость. Но я совершенно перестала чувствовать свое тело. Оно зажило своей собственной жизнью, а я осталась лишь сторонним наблюдателем.
Все еще распущенные волосы начали потрескивать, краем глаза увидела пробегающие по ним искорки пламени. Ногти удлинились, кожа на ладонях стала жестче, а внутри появилось чувство, что горит небольшой костер, который с каждой секундой становится все больше и больше, грозя перерасти в настоящий огненный шквал.
Вокруг распахнутой двери комнаты начали собираться люди, они перешептывались и показывали на меня пальцем. Где‑то на самом краешке сознания проскользнула досада. Опять стану поводом для сплетен. Но, как пришла, незваной гостьей, эта мысль, так и испарилась не оставив после себя никаких чувств.
А пожар внутри все нарастал. В какой‑то момент он захлестнул меня целиком. Я оказалась внутри огромного огненного язычка переливающегося всеми оттенками золотого и оранжевого.
А еще через секунду почувствовала, как что‑то жжет мою руку. Больно, нестерпимо больно. Машинально махнула рукой, как будто смахивая с руки укусившее насекомое. Стало легче, когда от моего огня отделился кусочек и полетел прямо в преподавателя.
Рядом раздался оглушительный крик, который почему‑то оказался моим. Просто мне показалось, что я убила человека!
Все также неуправляемое тело бросилось из комнаты, распугивая на своем пути студентов. Те с визгом жались к стенам коридора. Кто‑то особенно предприимчивый выпрыгивал в окно. Скорее всего это были старшекурсники уже изучавшие левитацию. Но мне было не до них.
В голове билась одна мысль. Только бы добежать до душевых, только бы погасить огонь. Место злости снова занял страх, заставлявший с каждой секундой прибавлять скорость.
Я так не бегала никогда в жизни!
Уже практически добравшись до лестницы с размаху влетела в неожиданно открывшийся портал.
Раньше передвигаться таким способом мне не доводилось, и теперь стало понятно, почему его очень не любят использовать в обычной жизни. Просто ощущения не самые приятные. Кажется, что миллион иголочек протыкает тебя насквозь, как будто желая удостовериться живой ты или уже нет. Стерпеть, конечно, можно, но лишний раз повторять точно не захочется.
Выход из портала оказался до боли знакомым кабинетом директора.
По инерции пролетела несколько шагов, краем глаза замечая еще один открывшийся рядом портал. Из него вышел целый невредимый Лан ду Трейн, тем самым избавив меня от терзаний на тему его жизни.
Я же, в этот момент поцеловала неожиданно возникшую стенку, а отшатнувшись, напоролась на стеллаж, с которого что‑то тяжелое посыпалось. Что‑то особенно не удачно приземлилось на мою голову, коротко вскрикнула и провалилась в темноту.
* * *Наверное, это было воспоминание из детства. Того самого детства, в котором осталась мама. И которое я совершенно не помнила.
А может быть это был кошмарный сон навеянный на меня в отместку за все прегрешения?
Кто знает.
Я была в мрачной комнате без окон и дверей. Сквозь щели в кладке можно было понять, что сейчас день или ночь. Но пытаться определить какое время суток не было желания. Сколько дней я провела так? Три? Четыре? Пять?
Было ужасно страшно и холодно. От влажного глиняного пола тянуло сыростью. Время от времени пробегали юркие мышки. Иногда они замирали напротив и косились на меня похожими на бусинки глазами, нервно подергивая хвостом.
Сначала я рвалась, пытаясь вырваться из плена тяжелого браслета, которым приковали меня к стене. Потом плакала, потом… А потом наступило какое‑то оцепенение. Мне трудно было повернуть голову или заставить себя что‑то съесть. Что‑что, а еду приносили регулярно. В помещение входила толстая, но аккуратно одетая женщина, молча ставила на пол миску с кашей и стакан воды, а потом также молча выходила, снова оставляя меня совершенно одну.
И вот в этом кошмарном бреду, как луч света раздался скрежет открываемого ржавого засова.
— Вот она!
Сказавшего это мужчину было не разглядеть из‑за светившего через открытый проем солнца. Единственное, что дошло до моего воспаленного сознания — он очень большой.
Равнодушно наблюдала, как незнакомец подошел ко мне, безвольно смотрела, как падали железные оковы, а затем кто‑то подхватил на руки, сказав одно единственное слово:
— Спи.
И я действительно уснула. А проснулась в поместье у бабушки.
* * *— Тише–тише, — кто‑то очень аккуратно гладил меня по плечу. Так и есть Сейм рем ду Локсар собственной персоной. Стоит на коленях возле низенького диванчика и с тревогой вглядывается в мое лицо. Чуть дальше переминаясь с ноги на ногу встревоженный преподаватель Лан. Он хмурит брови и поглядывает на дверь. Неужели сбежать захотел?
От мысли, что два самых грозных человека в академии в растерянности из‑за одной маленькой меня, стало смешно. Я даже улыбнулась сквозь слезы. Только сейчас осознала, что они продолжают бежать, а мягкая обивка дивана насквозь мокрая.
— Похоже, теперь все будет в порядке.
Ректор поднялся, чтобы тут же сесть в мягкое кресло. Жестом показал Лану на стоявшее напротив.
Подумала и тоже приняла вертикальное положение старательно разглаживая складки на сильно помятой жилетке.
Лан ду Трейм посмотрел на мои страдания, хмыкнул и сел во второе кресло. Кажется, он тоже успокоился.
— Раз все пришли в состояние пригодное к общению, может поговорим? — пошутил Сейм. Кивнула. Не знаю, как поговорить, после огромного выброса энергии чувствовала себя совершенно разбитой, но послушать точно могу.
— То что сегодня произошло не должно повториться, — от былой веселости не осталось и следа. На меня смотрели предельно серьезные зеленые глаза. Лишь вертикальный зрачок то сужался, то расширялся.
Завороженная его изменениями, кивнула в ответ, а потом спохватившись добавила:
— Выгонять будете?
Хотела ли я теперь, чтобы меня выгнали из академии? Не знаю. Все‑таки студенческая жизнь постепенно начала мне нравится, не смотря на все трудности с завидной регулярностью возникающие на пути. Но упрямство, как говориться сильнее.