Елена Усачева - Желание
— Для немца ты стал неплохо разбираться в наших поговорках, — непроизвольно вздохнула я.
— С кем поведешься… — упрямо пробормотал Макс. — Вот что. Мы сейчас выйдем на улицу, и ты мне покажешь на месте все, что тогда произошло.
Я вновь опустила голову на колени. На улице сейчас холодно, лежит снег, и я не прочь окунуться в зимнюю прохладу, но спать… как же хочется спать…
— Вставай! — Макс потянул меня за руку.
На секунду мне показалось, что я раздвоилась — будто тело мое пошло, а засыпающее сознание осталось, свернувшись калачиком на шкуре.
— Очень спать хочу, — пожаловалась я, когда поняла, что из его крепкой руки не выскользнуть. Сверху на меня накинули большую куртку, на воротнике пушистая оторочка. Я помню ее. Карман у нее должен быть испачкан. Но это было давно.
— Всего десять минут, и ты пойдешь спать.
«Пойдешь…» Слово колючими иголочками прошило мозг. Идти — значит опять двигаться. А двигаться не хотелось. Ничего не хотелось.
Но меня вывели из мастерской. Запищала, распахиваясь, дверь подъезда.
Свежий воздух улицы взбодрил, кожу лица зашипало от легкого морозца. Глаза резанул свет. Солнце? Я оглянулась на Макса. Сон как рукой сняло. Макс стоял под козырьком подъезда, медленно натягивая на руки перчатки.
Солнца не было. Мне показалось.
— А если бы был ясный день? — прошептала я.
— Тогда бы ты пошла одна, а потом все мне рассказала, — сухо произнес любимый.
— Что рассказала? — не поняла я.
— Все. — Макс твердо взял меня под локоть, словно я собиралась упасть или сбежать. — Обо всем, что почувствовала.
Глава IV
РАЗГОВОР С САМИМ СОБОЙ
Мы обошли дом вокруг и остановились над окном в мастерскую. Его починили. Стекольщики должны Максу делать скидку — раз в месяц они непременно приходят сюда, чтобы менять окна, которые с такой же периодичностью бьют и ломают. Интересно, в Германии он тоже поддерживал стекольную промышленность?
Я подхватила сползающую куртку. Хорошо было бы вот так стоять и не шевелиться. Морозный воздух пробирается за воротник, лезет в широкие рукава, вплетается в волосы. Я медленно замерзала, и одновременно ко мне возвращалась сонливость.
— Маша!
Макс коснулся моей руки, вызвав взрыв неприятных ощушений. Зачем меня трогают? Чего он от меня хочет? Мне сейчас так хорошо…
— Вспоминай, Маша. Ты вылезла в окно. Что было дальше?
Я нехотя разлепила веки. Какой белый снег вокруг. Замерзшая корочка коробится, легкий ветерок несет по насту невесомую порошу. Если наступить, не провалишься. Но шевелиться было лень. Страшно лень.
— Я пошла за угол.
И там увидела Антона. Он сидел под кустом. Если бы не компьютер, я бы его не заметила.
Макс скользнул к углу дома, поманил:
— Иди сюда.
Я встала рядом, прислонилась к стене и чуть не повалилась в снег — от стены шел слабый разряд электрического тока. В глазах у меня потемнело. Показалось, что сейчас ночь и я слышу хриплое дыхание Пашки. А за углом тишина. Страшная тишина. Под ногами пискнула Белка…
— Вспомнила? — Макс смотрел на меня, словно считывал все, что я представила, с моего лица.
— Что со мной такое? — схватилась я за его рукав, чтобы не упасть.
— Память места. Яркие события сохраняются там, где происходили.
— Не замечала раньше. — Я отошла подальше от угла. — Ты чувствуешь то же самое?
— Чтобы чувствовать, надо обладать этой способностью. Я лишь знаю, что так должно быть.
— И теперь все, кто подойдет к углу дома… — От того, что меня постоянно то клонило в сон, то выдергивало из него, начинала болеть голова.
— Все, кто может это почувствовать. — Макс оглянулся. — Например, кошки.
— И мышки… — пробормотала я.
Если следовать его теории, то в том месте, где сидел Антон… Я медленно подошла к кусту.
— Осторожней! — напомнил Макс. — Тебе может не понравиться…
Я протянула руку вперед и ощутила, как энергия иголочками касается моих пальцев.
— И что это значит? — Идти дальше не хотелось. У меня и так все хорошо с памятью. Тот вечер я не забуду никогда.
Макс остановился около куста. Задумчиво посмотрел на его голые ветки.
— Пойдем, я уложу тебя спать. Мне надо кое-что проверить.
— Подожди!
Я обошла куст, двинулась мимо подъезда. Про Антона я все хорошо помнила, а вот что было дальше, не знаю. На детской площадке я покрутилась, прикидывая, где кто находился в злополучный вечер пятницы тринадцатого. Там в стороне, около гаражей, взрывали петарды, а здесь… Я прошагала по дорожке и остановилась около клена. Дерево с недоверием покосилось на меня.
— Я быстро, — зачем-то прошептала я, осторожно касаясь шершавого ствола ладонью.
…Сначала я услышала тяжелое дыхание и вдруг прямо перед собой увидела Грегора. Лицо его было искажено гримасой, верхняя губа приподнялась, обнажив белоснежные клыки. А еще мне было ясно, что возле клена проходит граница аркана. Хотелось крикнуть, чтобы Грегор не шевелился. Но тут раздался громкий голос Бориса:
— Внимание! — И Грегор шагнул вперед.
— Уходим! — От дома уже бежал Олег. — Сейчас сюда…
— Поздно! — Ирина с катаной в руке нависла над лежащим Грегором, но ничего делать не стала. — Перестраиваемся. Мы его остановим.
Она сорвала что-то с клена и стала разбрасывать вокруг себя, губы ее быстро двигались.
— Встали!
Воздух дрогнул, схлопнулась темнота. Из нее вынырнул Эдгар. Ирина провела катаной перед собой, выпрямилась. Глаза старого вампира полыхнули ненавистью, он презрительно скривился и пошел вперед. Мне показалось, я слышу, как хрустит ломаемый аркан. Ирина успела только ахнуть — и безвольной куклой скатилась на землю из сильных рук.
— Убирайтесь! — прошипел воздух.
Напоследок Эдгар пнул тело Ирины и шагнул в ночь.
«Грегор! — хотелось крикнуть мне. — Забери с собой Грегора, он еще жив!» Но вампира не было. И только откуда-то слышался знакомый голос: «Грегор… Грегор… Грегор…»
Что было дальше, я помнила плохо. Почувствовала только, как меня взяли в охапку и куда-то повели. Потом стало хорошо от того, что никуда больше не надо было идти. Я вытянула ноги и сознание благодарно отключилось…
Первое, что меня смутило во время пробуждения, — абсолютный, даже какой-то непроглядный мрак.
«Темновато, — уточнило мое сознание, которое сейчас существовало как бы отдельно от меня. Я не помню, чтобы ты зашторивала окно».
Да, окна я всегда держала раскрытыми и даже в сильный мороз распахивала форточку. И только из-за болезни… Но мои шторы не такие плотные, чтобы сквозь них ничего не было видно.
