Джордж Мартин - Грёзы Февра
– Нет, серьезно, – сказал Йорк.
Как показалось Маршу, в его больших, серых, демонических глазах отразилась глубокая печаль. Он надеялся, что Йорк не начнет декламировать очередные стихотворные строчки.
– Эбнер, – продолжал Йорк, – я знаю, что значат «Грёзы Февра» для тебя. Я хочу, чтобы ты знал: и для меня это судно тоже значит очень многое. Этот день для меня является началом грандиозной новой жизни. Ты да я, мы вместе сделали его тем, чем оно стало. Далее мы оба превратим корабль в легенду. Красота всегда восхищала меня, Эбнер, но впервые за всю свою долгую жизнь я создал ее сам, во всяком случае, содействовал ее созданию. Приятное чувство – создавать прекрасное, претворять его в жизнь. Особенно для меня. Я должен поблагодарить тебя за это. – Он поднял бокал. – Друг мой, давай выпьем за «Грёзы Февра» и за все, что наше судно воплощает собой, – красоту, свободу, надежду. За наш корабль, за лучший мир!
– За самый быстроходный пароход на реке! – ответил Марш, и они выпили.
Капитан едва не поперхнулся. Хранимый для собственного употребления напиток Йорка обжег его глотку огнем, охватив своими горячими щупальцами все нутро. Но в нем чувствовалась какая-то клейкая приторность, какой-то почти неуловимый неприятный запах, который не могли скрыть ни крепость, ни сладость. Создавалось впечатление, будто в бутылке витает запах разложения.
Свой бокал Джошуа Йорк осушил одним длинным глотком, откинув голову назад. Отставив бокал, он посмотрел на Марша и снова рассмеялся.
– Выражение твоего лица, Эбнер… в нем есть что-то от гротеска. Не старайся быть вежливым. Я предупреждал тебя. Почему бы тебе не хлебнуть немного шерри?
– Думаю, что это не помещает, – ответил Марш. – Нет, не помешает.
После того, как двумя бокалами шерри ему наконец удалось перебить вкус, оставленный напитком Йорка, и Марш перестал ощущать во рту его запах, они начали разговаривать.
– Что ты намереваешься делать после Сент-Луиса, Эбнер? – спросил Йорк.
– Заняться обслуживанием коммерческих линий Нового Орлеана. Для такого большого судна, как это, нет иного пути. Йорк нетерпеливо встряхнул головой.
– Знаю, Эбнер. Меня интересует другое: как ты намерен исполнить свою мечту побить «Эклипс»? Как ты собираешься найти его и вызвать на состязание? Я не стану возражать, если это никак не отразится на нашем расписании и не изменит наших планов.
– Хотелось бы и мне, чтобы все было так просто, как представляется… Увы. Джошуа, по реке ходят тысячи пароходов, и всем им хочется побить рекорд «Эклипса». Но им, как и нам, нужно придерживаться маршрута, перевозить пассажиров и грузы. Они не могут постоянно устраивать гонки. С другой стороны, капитан «Эклипса» был бы полным идиотом, если бы легко принимал вызов. В конце концов, кто мы такие? Новенький, с иголочки, пароход, сошедший со стапелей Нью-Олбани, о котором никто слышать не слышал. «Эклипсу» есть что терять, но взамен, после гонок с нами, он не получит ничего. – Эбнер опустошил еще один бокал шерри и протянул его Йорку для новой порции. – Нет, сначала нам придется много работать, чтобы сделать имя, приобрести репутацию в верховье и низовье реки. Только после этого люди начнут судачить о том, какими быстроходными качествами обладает наш пароход и кто из двоих будет быстрее – «Грёзы Февра» или «Эклипс». Может быть, мы повстречаемся с «Эклипсом» на реке пару раз и попробуем обойти его.
Нужно заставить людей говорить, заставить их спорить. Может быть, мы пройдем одним из маршрутов «Экдипса» и побьем его время. Знаешь, на маршрутах предпочтение всегда отдается более скоростным судам. То же можно сказать о пассажирах. Они предпочитают путешествовать на известных кораблях, конечно, если у них водятся деньги. Как ты сам понимаешь, должно случиться следующее: люди начнут говорить, что в низовьях реки наше судна самое быстроходное, тогда и коммерческие предложения посыплются на нас, как из рога изобилия. Если «Эклипс» начнет нести материальный ущерб, вот тут-то его и заденет за живое. Тогда нам только останется выиграть гонку и еще раз доказать, что мы самые быстрые.
– Понятно, – сказал Йорк. – Итак, поездка в Сент-Луис должна стать началом нашей доброй славы, верно?
– Сейчас я не собираюсь побивать никакие рекорды. Пароход новый, и мы должны обкатать его. А пока у нас на борту даже нет постоянных рулевых, никто еще по-настоящему не знаком с поведением судна. Кроме того, нужно дать Уайти время отладить паровые машины и ходовую часть, научить обращаться с ними своих помощников. – Марш поставил на стол пустой бокал. – Правда, не хочу сказать, что у нас нет иного способа показать себя, – добавил он с улыбкой. – Извлечь выгоду из того или другого на маршрутах. Поживем – увидим.
– Хорошо, – кивнул Джошуа Йорк. – Еще шерри?
– Нет, – ответил Марш. – Думаю, нам пора спуститься в салон. Я куплю тебе выпивку в нашем баре. Могу заверить тебя, что она окажется куда лучше, чем твой напиток.
Йорк улыбнулся.
Эта ночь для Эбнера Марша была особой – волшебная ночь, воплощение мечты. Он мог поклясться, что она длилась по меньшей мере сорок или пятьдесят часов. Они с Йорком не сомкнули глаз до рассвета: много пили, вдоль и поперек исходили корабль… На другой день Марш проснулся с такой головой, что не мог вспомнить и половины того, что происходило накануне ночью. Но некоторые эпизоды прочно врезались в память.
Он помнил, как вошел в большой салон, который оказался роскошнее, чем прекрасные залы лучших отелей мира. Сиял, переливаясь, свет, источаемый хрустальными канделябрами. Зеркала вдоль длинных стен узкого зала зрительно увеличивали его, делая в два раза шире. Народ толпился в основном у бара. Разговоры велись о политике и тому подобных вещах. Марш подошел к пассажирам и некоторое время слушал жалобы относительно аболиционистов и споры о перспективе Стивена Эй. Дугласа стать президентом.
Йорк тем временем поздоровался с Брауном и Смитом, игравшими в карты; их партнерами по игре были плантаторы и один игрок с дурной репутацией. Кто-то наигрывал на рояле, двери кают первого класса все время открывались и закрывались. Помещение было наполнено светом и смехом.
Позже они спустились на основную палубу, в совершенно иной мир; уставленная грузом, она кишела простым людом. Грузчики и матросы, свернувшись калачиком, спали на канатных бухтах и мешках с сахаром. Семьи сидели, сгрудившись вокруг маленьких очагов, сооруженных для приготовления пищи. Из-за трапа, покачиваясь, вышел пьяный. Машинное отделение озаряли багряные отблески света из раскаленных топок. В самом центре всего этого ада в промокшей от пота рубахе, с копотью на бороде, находился Уайти. Чтобы помощники услышали его в реве топок, шипении пара и шлепанье колее по воде, Уайти приходилось кричать. Движущиеся взад-вперед исполинские поршни вызывали благоговейный ужас. Некоторое время, пока жара и запах машинного масла не стали непереносимыми, Марш с Йорком наблюдали за этим царством силы и мощи.
