Юрий Никитин - Зубы настежь
Третья луна, вдвое крупнее первых, поднималась тяжело и неспешно, тяжелая как авианосец с полными трюмами. Первая уже взобралась на вершину небосвода и зависла над городом, заливая мир призрачным светом мертвяков и упырей.
Утоптанная земля незаметно сменилась булыжной дорогой, та привела к воротам замка, но еще раньше булыжники перешли в широкие, ровно подогнанные плиты из серого гранита. От прогретой за день стены веяло теплом. Темносерые глыбы сцеплены одна с другой без цемента, все обтекаемо и сглажено, жук на взберется. Высоко вверху, чуть ли не на уровне звезд звякало железо, мощно сопело. Там шумно чесались, икали, мне на голову как падающие бревна обрушились запахи чеснока, плохо прожаренного мяса и горелого лука.
Хриплый пропитой голос из-под темных облаков крикнул:
– Эй, кто там?..
Один из моих провожатых заорал зло:
– Разуй глаза, дурак!
Наверху погремело железом еще, потом ойкнуло, послышался топот, зазвенело чаще, словно по ступенькам катился бочонок, до половины наполненный медными деньгами, в ворота с той стороны бухнуло, там заскрипело, грюкнуло, я почти видел как тяжело выползает из двойных железных скоб толстый деревянный засов.
Массивные ворота отворились как створки гигантской раковины. Ровный двор, расчерченный на ровные квадраты гранитных плит, освещала неземная луна, а также факелы в руках множества людей. Красновавый свет переливался на пластинах железных доспехов, чешуе кольчуг, блестел на шлемах, стрелял узкими лучиками с наконечников длинных копий.
Один из факельщиков сказал с низким поклоном:
– Сюда, доблестный герой!
Его рука прочертила по воздуху полукруг. На той стороне двора толстые стены замка показались мне отлитыми из цельного куска металлокерамики, темного и загадочного. Даже узкие окна-бойницы только с третьего этажа, свет на самым высоком, почти под крышей, там по занавесям прыгают, дико изламываясь на складках, огромные темные тени.
Мои сапоги при каждом шаге шумно высекали длинные красные искры. Подковки из закаленной стали, подумал я невольно, технология тут все же развита. Хотя бы на уровне княжеской кузницы.
Возле ворот замка мои провожатые почтительно остановились. Я понял, что от меня ждут каких-то телодвижений, церемонных жестов, но лишь фыркнул и так двинул ногой в дверь, что та распахнулась с треском. С той стороны послышался испуганный вопль.
Передо мной без всяких холлов, сеней и предбанников сразу открылся огромный ярко освещенный зал. Я раскрыл рот и растопырил руки в немом восторге. Воздух был чист и прозрачен как поцелуй тургеневского ребенка. Огромный купол выгнулся как синее безоблачное небо, с зенита как гроздь сталактитов свисала люстра с сотнями свечей, от нее падал чистый солнечный свет.
Стены по всему периметру опоясывала двойная цепь масляных светильников, ярких и украшенных с искусной замысловатостью. На той стороне зала блистал золотом и красными камнями трон с высокой спинкой, с обеих сторон трона застыли изысканно одетые люди, а на самом троне...
На троне неподвижно и царственно царил ангел. От сидевшей там женщины шел совсем уж немыслимо чистый свет. Пшеничного цвета волосы блистали и переливались, а на лбу, придерживая волосы, горел золотой обруч с голубой жемчужиной. Ее золотистые волосы слегка шевелились от взмахов широких опахал, и ни одна подлая муха не смела опуститься на девственно чистое безукоризненное лицо.
Под стенами зала с двух сторон стояли, похожие на статуи, закованные в доспехи стражи. Отборная гвардия, каждая железка горит огнем, глазам больно, рослые и с широкими железными плечами, может быть и не обязательно накладными. Возможно, их главное достоинство в том, что могут стоять неподвижно часами, не хрюкнут, не пукнут, но все же с виду ребята крепкие, крепкие...
Я глазел больше на них, чем на королеву, что понятно даже не обязательно варвару, а любому мужчине. Смотрел и чувствовал, что все равно я повыше и посильнее, а уж с мечом в руках двигаюсь втрое-впятеро быстрее любого из них. Даже будь совершенным неумехой, и тогда сумел бы увернуться от их ударов, но я знал, что этим двуручным мечом могу одной рукой вращать во всех направлениях, красиво и эффектно выписывать сложнейшие фигуры, перебрасывать из ладони в ладонь, всякий раз хватая точно за рукоять, и вообще встречать любой удар тройным ударом меча и ногой с разворота в челюсть.
Наконец я снова перевел взгляд на королеву, не зная, то ли преклонить колено, но слишком по-рыцарски, то ли поклониться в пояс, но вроде не боярин, а падение ниц с оттопыренной кверху задницей и прочие ритуальные жесты и пляски вовсе не рассматривал, стоял и глазел с отвисшей челюстью, а потом, спохватившись, наклонил голову так резко, что клацнули зубы.
По ее тонким изящно вырезанным губам скользнула улыбка. Даже не улыбка, а только намек, но это осветило зал как встающее солнце, стены и люди заискрились ярким праздничным цветом.
– Приветствую, доблестный варвар, – произнесла она ровным царственным голосом. В глазах ее блестели утренние звезды, омытые ночной росой, лицо было неподвижно. – Ты прибыл весьма! Очень даже весьма. С востока к нашим границам подступили орды орков, а с юго-востока – нечестивых алков. Наши войска отступают под натиском превосходящих сил!.. Горят деревни, плачут вдовы, осиротевшие дети вздымают к небу тонкие детские ручки... Невинная слеза невинного ребенка...
Она остановилась, в прекрасных глазах было ожидание. Я понял, и хотя наслышан про эту слезинку еще от Достоевского, а у Ковалева так и вовсе она превратилась в стопудовую гирю, которую он швыряет на все весы, все же сказал с мужественным достоинством именно то, что от меня и ожидали:
– Мой меч – к твоим услугам, моя королева!..
Среди придворных пронесся вздох облегчения. Все задвигались, послышался мурмур голосов. Королева произнесла милостиво:
– В твоем распоряжении будет вся королевская армия. А также армии наших вассалов Нижних Мостов и Верхних Озер, а также вольные стрелки Оропупина и лесных массивов Шестодунгов!.. Кроме того подвластные мне властители горных равнин приведут свою быстроногую конницу...
Зловредные мухи, которых так гнали от королевы, роем набросились на меня. Я скрипнул зубами, их гадкие лапы раздражали даже варварскую кожу, а меня, в чьем мире остались только дрозофилы для опытов, начало бесить.
Я вскинул руку, варвару можно прерывать хоть самого бога, и, перекрывая ропот этой разукрашено павлинистой толпы, перебил:
– Великая королева!.. Ты еще и самая прекрасная на свете женщина, потому мне так трудно тебе не покориться сразу, целиком и со всеми потрохами. Но герои не ходят ни в стаде, ни даже в стае. Я приму управление армией, если припрет так, что, ну... словом, когда будет крайняя нужда. По нужде – это ж совсем другое дело! А сейчас я хочу повидать этот мир... просто так, с высоты седла.
