Память льда - Эриксон Стивен
— Я не хотела тебя уязвить…
«Ага, расскажи кому другому!»
— И искренне прошу меня простить, — добавила госпожа Зависть, после чего обратилась к т’лан имассу: — В таком случае мы все отправляемся в путь. Просто восхитительно!
Она махнула рукой, привлекая внимание слуг:
— Эй! Немедленно займитесь сборами в дорогу!
— Пойду поищу все необходимое для твоего лука и стрел, — сказал Тлен малазанцу. — Будет чем заняться в пути.
— Можно и мне с тобой? Хочу посмотреть, как ты это делаешь. Глядишь, и сам научусь у тебя чему-то полезному.
Т’лан имасса несколько озадачили эти слова, но потом он кивнул.
Сзади послышались стоны лежащего на полу Сену. Сегулех пришел в сознание и увидел нависшего над ним айя. Зверь с явным удовольствием облизывал его маску.
— Баалджаг нравится то, чем нарисованы узоры на маске, — с неизменным бесстрастием пояснил т’лан имасс. — Смесь древесного угля, слюны и человеческой крови.
— Бедный сегулех получил хорошую встряску, — заметил Ток.
Направляясь к двери, госпожа Зависть прошла совсем рядом с юношей, задев его краем одежды.
— Мне не терпится поскорее пуститься в путь!
Ее легкое касание вызвало у Тока странное чувство. Ему вдруг показалось, что в животе шевелится клубок змей. Прислушиваясь к бешено стучащему сердцу, малазанец и сам не знал, радоваться ли ему или страшиться.
Глава вторая
Армия Дуджека Однорукого буквально истекала кровью, сочившейся из многочисленных ран. Войне не было конца, и победы в ней обходились малазанцам куда дороже, чем поражения. Но из всех недугов, терзавших армию Дуджека, самой тяжелой была рана в душе самого полководца…
Устроившись среди камней на склоне холма, капрал Хватка следила за поднимавшимся стариком. Путь наверх давался ему с трудом. Вскоре его тень накрыла то место, где пряталась Мутная, однако незнакомец по-прежнему думал, что он здесь один. Мутная беззвучно поднялась и несколько раз махнула рукой, подавая сигнал своему командиру.
Старик беспечно продолжал карабкаться наверх. Когда он был в полудюжине шагов от Хватки, капрал выпрямилась во весь рост. Посыпалась серая пыль. Женщина направила на старика арбалет и громко рявкнула:
— Стой, путник!
Удивленный старик попятился назад и споткнулся о камень. Не удержавшись на ногах, он зашатался и вскрикнул. Хватке показалось, что незнакомец боится не столько упасть, сколько приземлиться на кожаной мешок, висевший у него за спиной. Испуганный путник сделал еще пару шагов назад и оказался почти у самых ног Мутной.
Хватка усмехнулась:
— Да остановись ты уже, бедолага. Чего струсил? Но на всякий случай предупреждаю: сейчас ты находишься под прицелом пяти арбалетов, так что давай без фокусов. А теперь говори: какая нужда занесла тебя в эти места?
Поношенная одежда старика заскорузла от пыли и пота. У него было странное лицо, словно бы состоящее из отдельных разрозненных фрагментов: широкий лоб нависал над узким лицом со впалыми щеками и скошенным подбородком. Он попытался улыбнуться, но из-за редких кривых зубов, уродливо торчащих в разные стороны, это выглядело как довольно жалкая пародия. Пританцовывая на месте, путник с грехом пополам сумел восстановить равновесие.
— Тысяча извинений, — тяжело дыша, произнес он, боязливо озираясь на Мутную.
Сообразив, что глаза женщины-солдата не предвещают ему ничего хорошего, старик поспешил перевести взгляд на Хватку:
— Я-то думал, по этой тропе не ходят даже воры. Видите ли, сударыня, я вложил в товар, который несу в мешке, все свои сбережения. На то, чтобы охрану нанять, денег уже не хватило. Да что там, я даже мула купить не смог.
— Стало быть, ты торговец, — протянула Хватка. — И куда же идешь?
— В Крепь. Сам я из Даруджистана.
— Я уже догадалась. Между прочим, Крепь теперь в руках малазанской армии. И эти холмы — тоже.
— Про холмы я не знал. Разумеется, мне известно, что Крепь попала в объятия малазанцев.
Хватка подмигнула Мутной:
— Слыхала? В объятия. Хорошо сказано, старик. В нежные материнские объятия. А что у тебя в мешке?
— Я — простой ремесленник, — ответил старик, почему-то внезапно испугавшись. — Э-э-э… мастер, резчик. Делаю всякие безделушки из кости. Из камня тоже: яшма, серпентин.
— Обыкновенные украшения? Или заговоренные? — уточнила капрал. — А с благословениями есть?
— Нет, добрая женщина. Какая там магия, я вложил в них только свой труд и талант. Я работаю один. Что же до благословений… да, мне удалось получить их от одного жреца. Он освятил набор трех браслетов из слоновой кости.
— Какому богу поклоняется этот жрец?
— Тричу, Тигру Лета.
Хватка снисходительно усмехнулась:
— Дурень ты. Трич вовсе не бог. Его называют Первым Героем. Он лишь на полубога тянет. Взошедший из одиночников, который…
— Может, оно и так, да вот только в его честь недавно освятили новый храм, — перебил ее старик. — В Гадробийском квартале Даруджистана, на улице Лысой Обезьяны. Меня как раз нанимали, чтобы я изготовил им кожаный переплет для молитвенной книги.
Капрал удивленно выпучила глаза, затем опустила арбалет:
— А ну-ка, покажи свои браслетики.
Старик услужливо снял со спины мешок, положил его на землю и развязал горловину.
— Предупреждаю: если у тебя в мешке окажется нечто совсем другое, получишь дюжину стрел в свою седую голову.
— Я не тороплюсь расставаться с жизнью, добрая женщина, — пробормотал ремесленник. — И потом, откуда, интересно, вдруг возьмется дюжина стрел, если стрелков всего пятеро?
Хватка насупилась.
— Наши солдаты умеют приближаться незаметно, — выручила ее Мутная.
— Вот-вот, — обрадованно подхватила капрал. — Пока мы тут с тобой болтаем, сюда потихоньку подтянулось еще два взвода. Имей в виду: солдаты следят за каждым твоим движением.
Старик с необычайной осторожностью извлек небольшой сверток, перетянутый бечевкой, и взялся за ее концы.
— Мне говорили, что кость, из которой я вырезал браслеты, очень древняя, — благоговейно сообщил ремесленник. — Она — часть клыка громадного зверя, который некогда был любимой добычей Трича. Тушу этого зверя нашли в мерзлой земле далекого Элингарта.
— Хватит уже сказок, — огрызнулась Хватка. — Вытаскивай свои проклятые браслеты!
Услышав это, путник испуганно изогнул седые брови:
— Проклятые?! Да как ты можешь говорить такие слова? Боги, простите эту женщину. Неужели ты думаешь, что я бы стал торговать чем-то зловредным?
— С тобой уж и пошутить нельзя. Ну, чего рот разинул? Шевелись, старик. У нас не так много времени.
С губ Мутной слетел какой-то странный звук, за что капрал тут же наградила подчиненную сердитым взглядом.
Наконец ремесленник развернул тонкую кожу и извлек на свет божий три тускло поблескивающих костяных браслета, какие носят на предплечье. Каждый браслет был вырезан из цельного куска кости.
— И где же знаки благословения? — спросила Хватка.
— Их нет. Благословение даровалось иным способом. Браслеты девять дней и десять ночей лежали завернутыми в особую ткань, в покрывало, сотканное из выпавшей во время линьки шерсти самого Трича.
Мутная хмыкнула.
— Из шерсти, выпавшей во время линьки? — поморщилась Хватка. — Тоже мне «благословенная ткань»! Ну и мерзость!
— Штырь бы с тобой не согласился, — пробормотала себе под нос Мутная.
— Я что-то никак в толк не возьму, — продолжала рассуждать вслух капрал. — Один браслет на правую руку, другой на левую. А третий куда? Отвечай, старик! И не вздумай произнести какое-нибудь похабное словцо. У нас с Мутной нежные ушки.
— Все браслеты надеваются на правую руку. Они сцепляются между собой. Так мне объяснил жрец, даровавший благословение.
— Я видела соединяющиеся браслеты, но там всегда были какие-то специальные крючочки. А здесь ничего. Ты, часом, не дуришь нам головы, старик? Покажи-ка, как они сцепляются.