Ольга Григорьева - Ладога
– Зачем звала меня?! Коли могу помочь – скажи как, мигом все сделаю! Коли сыскать ее нужно – лишь место укажи, найду! Быстрей ласточки вешней полечу…
Горбунья оскалилась в улыбке. Нехорошей улыбке, недоброй:
– Туда, куда их волх провел, не долететь тебе… А все-таки помочь можешь – удержи только Вассу от шага опасного. Ненадолго хоть…
Как? Как смогу отыскать ньярову жену и рассказать об Эрике, об Олеге, о болотниках, на помощь поспешающих? Где же земли эти, коих мне не достичь? Где мой Олег? Почему кажется – умер он? Почему ноет печалью и мукой сердце, а ребенок будто плачет внутри меня?
– Ты ребеночком своим сильна, – словно услышала Неулыба. – Вдвое сильней обычного. Твоей силой да моим умением сможем до Вассы дотянуться – хоть сном, хоть словом подбодрить, надежду воротить… Но станешь ли ты мне помогать?
Стану ли? Она еще спрашивает! Пусть ничего не понимаю я в хитростях ее ведовских, а мужа в беде лишь плохая жена бросила бы! Древлянки, у которых мужья в бою гибли иль рано умирали, сами себя жизни лишали – лишь бы с любимыми не разлучаться! Древлянка я!
– А коли помрешь от ведовства моего?
Глаза у знахарки сияли яркими углями и сама стояла прямая и непреклонная, словно вновь помолодела, горба лишилась…
За дверью громко затопал Оттар, ругнулся, в темноте налетев на что-то. И в клеть не вошел он – ураганом ворвался. Замер на пороге, к темноте приноравливаясь…
Сверкал в его руках обнаженный меч, голубые глаза леденили душу, зловещей улыбкой кривилось жестокое лицо. Нет, не лицо – лик звериный! Наверное, таким его враги видели, таким шел в бой в Валланде, таким крушил чужие городища… А Олег? Неужто и он так глядел – словно сам становился клинком неумолимым?
Я содрогнулась, прижалась к стене, невольно за спиной рукой шаря – оборониться, коли что, а Неулыба охнула, сморщилась вся, застонала тонко, умоляюще протягивая к Оттару худые руки:
– Не делай этого… Не делай… Я добра ей желаю… Оттар кошачьим шагом двинулся на нее, приставил острое лезвие к морщинистой шее:
– Меня обманывать вздумала?! Сам слышал, как хотела ее ведовством убить!
Олег, Васса – они ждут… Меня ждут, помощи моей…
Я собралась с духом, подошла к урманину и, силясь спокойной оставаться, взялась ладонью за острое лезвие. Пальцы почуяли мертвенный холод.
Нет у меча души, хоть давай ему имя, хоть не давай, – жесток он и всегда холоден. Ему все равно, чью кровь пить – своего хозяина иль его врага злейшего. Кто владеет им, тот ему и указ… Клинок-предатель, клинок-раб…
– Уймись, Оттар! Слышал ты звон, да не ведаешь, где он! Я Олегу худа не сделаю, и она тоже. – Я повела глазами на знахарку. – А ты? Его единственную надежду убить хочешь? Друг ли ты ему после этого?
Урманин, боясь меня порезать, начал медленно опускать меч. А глаз от Неулыбы по-прежнему не отводил, насквозь ее прожигал, хоть ко мне обращался:
– Почему веришь этой старухе?
– Она нас уж раз спасла. Она – мой друг.
– Ролло тоже был мне другом…
Оттар сопротивлялся еще, но меч уже в пол глядел…
Я убрала ладонь с железа, чуть не всем телом повисла на руке урманина:
– Нет у нас выбора. Ты вой – тебе ли меня не понять?
Горбунья, кряхтя, отползла в сторонку от опасного хирдманна, пробурчала:
– Я ее и не трону, коли добром не согласится…
– Ладно. – Оттар убрал меч. – Не знаю, кто прав – я иль вы обе, а тебя я должен сберечь. Так что, старуха, коли надобно тебе на людской жизни ворожить, чтоб Олегу помочь, – бери мою!
Знахарка молча глядела на него из угла. Большие быстрые глаза ее осоловели, устремившись в грудь Оттара. Уж не померла ли со страху? Я метнулась к горбунье, всмотрелась в лицо. Да она просто боялась перечить урманину! Не знала, как объяснить, что не под силу ему бабье дело! Хотелось мне плакать, а засмеялась… Заливисто, звонко, еле вымолвила опешившему вою:
– Иди, Оттар! Тут дело бабье… Иди!
– Нет! – Он упрямо помотал головой. – Одну тебя не оставлю.
– Гляди тогда только, не лезь! – разозлилась я. Не для того я спешила к Неулыбе, чтоб время на пустые разговоры тратить да со строптивым урманином спорить!
Оттар угрюмо отошел в сторонку. На всякий случай я еще раз рявкнула на него:
– И не смей знахарке мешать! Иначе сама на меч лягу!
Видать, так я говорила, что даже его испугала – могучая рука потянулась к мечу, опасливо прихватила за рукоять.
Теперь за Неулыбой дело… Я тряхнула ее за плечи. Голова знахарки мотнулась, глаза закатились на миг и тут же обреченно уставились на Оттара. Это ж надо – так напугаться! Что ее в этакий столбняк вогнало? Рабство свое вспомнила, таких же урман, из красивой девчушки горбатую уродину сотворивших?
Я занесла руку, звонко ударила ее по щеке:
– Начинай скорей, не тяни!
Она перевела на меня налитые боязнью глаза.
– Начинай, говорю! Да не трясись – чай, Васса как дочь тебе! О ней думай, а не о страхе своем!
Горбунья, опасливо поглядывая на воя, вылезла из своего угла, бочком, по-птичьи, протиснулась мимо него к печи.
Оттар смотрел на нее недоверчиво, но помалкивал. И то ладно… Коли встрял бы – не знаю, смогла бы вновь удержать его.
Толстая палка, забытая старухой в печи, потихоньку затлела, испуская незнакомый, ядовитый аромат и клубы желтого дурманного дыма.
– Иди сюда, – хрипло позвала Неулыба.
Она уже почти скрылась в дымном угаре, только ноги, едва прикрытые краем старой поневы, виднелись, да голос из дыма доносился. Глухой, спертый, словно говорила она из-под толстой шкуры.
– Я с тобой! – поймал меня за плечо Оттар. Крепка рука воя! Схватишься за нее, и кажется – держишь в ладонях удачу, ничто уже не страшит, ни враг неведомый, ни беда горючая… Да нельзя мне чужой силой дорогу торить. Сама должна…
– Не дури! – Я вырвалась, шагнула в дымное облако.
– Снимай одежду, – велел ставший незнакомым Неулыбин голос.
Дым ел глаза, забивался в ноздри, кружа голову.
Я зажмурилась, сорвала с себя все одним махом. Наготы почему-то и не почуяла. Скрыл меня удушающий дым, спрятал от мира…
– Закрой глаза и не бойся… Думай о Вассе, об Олеге… Ребенка своего проси, чтоб отца вспомнил… Сама вспоминай… – приказывал кто-то невидимый.
Кто? Неулыба? А может, кто-то другой? Чьи холодные пальцы лежали в моей руке?
Внезапная боль пронзила ладонь, руки дрогнули, разжимаясь…
– Держи! Не пускай ее!
Кого? Ах, Вассу! Вот она, здесь… Обжигает кожу ее дыхание, вьется, кружит надо мной запах ее волос… Брежу? Или – нет?
Я крепко сжала пальцы, удерживая трепещущую Василисину руку, крикнула:
– Васса!!!
Она замерла. Конечно, как я могла сомневаться! Это она!
Дым мешал увидеть ее лицо, но я знала – это Васса. Мало того, чуяла – где-то близко Олег, совсем близко! Верста, может, две – не более. Только немного подождать нужно, и он придет на помощь!
