Игорь Недозор - Закон абордажа
Вот, наконец, они под открытым небом.
И то, что они увидели, заставило их замереть.
Прежней долины не было. Не было и всех окружающих пирамиду пристроек, а лишь груды камня. Ни единого здания не уцелело и в городе — похоже, внутри скального массива они не почуяли, насколько сильным было землетрясение, вызванное гибелью хозяина этого мертвого города.
То тут, то там в небо били струи пара, текли горячие ручьи. Но куда удивительнее было, что целый участок скальной стены словно провалился под землю. Там, где был проход, через который они сюда попали, были лишь перемешанные пласты глины и отдельные торчащие камни.
Многие, от пережитого напряжения потеряв сознание, упали на землю.
Игерна сидела на земле и, сложив руки, молилась, молилась, молилась.
Раскачиваясь из стороны в сторону, Альери не замечала ни Эомара, ни епископа, ни Орио.
Стеклянным, без искорки сознания, взглядом Альери огляделась и поднялась на ноги.
Капитан «Леопарда» начал считать тех, кто уцелел.
Альери молча приблизилась к распростертому на траве Счастливчику. За ее спиной толпились эгерийцы.
Ронкадор наскоро пересчитал вышедших — не меньше четверти его людей осталось в проклятом храме. Пираты, впрочем, пострадали не меньше.
Тут, под ярким солнцем и синим небом — хоть вокруг и были руины города поклонников тьмы — было трудно поверить, что совсем недавно они воочию лицезрели кого-то из верховных дьяволов. Элл — да неужто это было?! Ронкадору в голову пришла спасительная мысль — он вспомнил слова святых отцов, что демоны ада лишены силы плотской, и лишь поражая разум жертвы заставляют видеть ее то, что им угодно.
Перед его мысленным взором тут же встало исполинское мерцающее тело и зеленое пламя, превращающее плоть людскую в ничто. И куда тогда, скажите на милость, подевались святой отец и чародейка да еще куча народу? Сами прыгнули в тот адский колодец? Конечно, пределы мощи бесовской ведомы лишь им самим да Творцу…
— Нам бы надо вознести молебен Отцу нашему небесному, — молвил белый, как камень, епископ, обращаясь к Ронкадору. — Но, думаю, Всевышний простит нас, если мы это сделаем по возвращении. А пока надо как можно скорее уходить отсюда. Полагаю, нам надо идти к реке, срубить плоты и спуститься вниз, к морю. Потому что… — В это время земля под ногами вздрогнула. — Потому что если рухнет перемычка между нами и озером, мы можем утонуть, как мыши в ведре.
Дальше был марш-бросок к реке, отчаянная работа саблями и мечами. Одни валили по счастливой случайности попавшиеся им бальзовые деревья, пока другие тесаками и кинжалами кромсали одежду на ремни и волокли из леса охапки лиан. Потом, отчаянно упираясь ногами во вздрагивающую время от времени землю, путешественники столкнули плоты в реку, чье течение становилось все более бурным буквально с каждой минутой, и поплыли.
Как они добрались до Коралловой бухты, никто толком не помнил. Но, видимо, Элл им помог, раз они потеряли лишь один, самый маленький плот, с коего даже успели спасти троих человек, у одного из которых хватило сил вытащить золотую чашу, украшенную скелетами, весом фунтов в десять.
И когда их плоты вышвырнуло на плес в каком-то кабельтове от морского берега, дон Ронкадор первый раз в жизни понял по-настоящему, что кто-то там, на небесах все же любит грешный род людской.
* * *То же время. Ничьи Земли. Коралловая бухта.
— …Однажды пророк Альхиор и ученик его, праведный Светилий остановились на постоялом дворе. Вечером они решили посмотреть на закат солнечный, и Альхиор, чтоб лучше видеть, поднялся на лестницу. В это время к ним подошел сын хозяина и сказал: «Мудрые, а к нам недавно заходил путник вашей веры, рассказывавший о том, что обряды и почитание идолов суть удел низших духом, не понимающих Единого Творца… И отчего же, мудрые, вы творите обряды и кланяетесь изображениям?» — изумился отрок. «Посмотри, — ответствовал Альхиор, — я стою на лестнице, лишь на одной ее верхней ступеньке. Но одновременно я стою на всех ее ступенях, и на верхних, и на нижних. Выбей из этой лестницы нижние ступени, и я упаду»…
На шканцах собралась почти вся команда, слушая проповедь капеллана.
Проповеди читали на «Леопарде» нечасто. Да и теперь дон Нуньес приказал собраться не столько в надежде на помощь Творца, но лишь чтобы отвлечь команду от мыслей, написанных на лице любого матроса.
И падре Учоа вполне справлялся со своей задачей, блистая красноречием и находя нужные слова — недаром сам начинал матросом.
— В следующий день, — продолжил капеллан, — на торгу подошел к ним некий премудрый безбожник из числа учеников мудрецов урмосских, а по занятию — лекарь. И рек им, думая смутить: «Одни язычники ищут бога в каменных, деревянных и литых идолах, другие же — в солнце, и в громе, и в ветре, морях, реках и озерах, в небе и звездах. Вы же говорите: истинный Бог не там, истинный Бог — в сердце человека. Я лекарь, и взрезал немало человеческих тел, и сердец немало видел, и ваших единоверцев тоже. И не узрел там бога!» Так сказал он, думая смутить праведников. Светилий возмутился было, но рассмеялся пророк и вопросил хитреца нечестивого: «Скажи мне, познавший тайны тела человеческого, где гнездится ум людской — твой и мой, где родятся мысли и желания?» — «В голове, в мозгу», — ответствовал прегордый. «Но в бытность свою воином немало я повидал голов размозженных, иные и сам разбивал в сече жаркой, однако же почему-то ни единожды ума там не обнаруживал». Так сказал он и улыбнулся, на посох опираясь. А суемудрый, решив, что собирается пророк разбить его главу посохом сим, бежал прочь…
Матросы нервно рассмеялись, а да Нуньес вспомнил некстати, что в разных краях Святых Земель, как подсчитал еретик Мартинус, тридцать пять посохов Альхиора и еще великое множество щепок от него, «так что хватило бы отопить дворец Предстоятеля на всю зиму».
— В другой раз остановился Альхиор у некоего города, что на берегу Змеиного моря. И выползла тогда из моря злокозненная Ахайда, и обвила весь град своим телом, вреда не причиняя, но и не пуская никого. Собрались жрецы нечестивых лжебогов, и рекли: «Надо принести Змее в жертву сто девственниц, тогда де уйдет она и град губить не станет».
Пожалуй, тут преподобный Учоа дал маху, поскольку чуть не половина эгерийцев повернула головы в морской простор, словно страшась узреть там пресловутую змеюку.
Нуньес в отличие от них смотрел на берег, где над далекими скалами курились белесые клубы тумана или дыма. Сжав челюсти, подумал: знай он, что придется ему пережить вот эти часы, наверное, предпочел бы остаться в семинарии и до конца дней прозябать в заштатном монастыре.
