Саймон Грин - Охотник за смертью. Война
На бесконечное мгновение меч Оуэна застыл, будто остановленный невидимым энергетическим барьером, но потом все дары и силы Лабиринта сосредоточились в этом ударе, в этом нечеловеческом импульсе, который нельзя было остановить, и меч ударил. Огромное тяжелое лезвие прошло через человеческое лицо Пол-Человека рядом с разделительной линией между человеческой и силовой половиной, и ушло дальше, вниз, отрезая человеческую половину от силовой, и алый клинок вышел из паха в потоке крови и внутренностей. Оуэн отшатнулся назад, когда меч вышел из тела, и сила и скорость оставили его вместе с отключением форсажа. Хэйзел и Джиль подхватили его и не дали упасть. И все трое видели, как половина Пол-Человека свалилась мертвой на платформу. Силовая половина осталась стоять неподвижно.
– Как ты это сделал, черт побери? – спросила Хэйзел.
– Будь я проклят, если сам знаю, – ответил Оуэн. Они подошли посмотреть на дергающуюся человеческую половину, обойдя силовую половину на почтительном расстоянии. Человеческая половина умирала медленно, но она умирала. Из широкого разруба вывалились внутренности, кровь заливала платформу, переливалась через край и стекала струйками на рельсы. Оуэн смотрел на смерть Пол-Человека с двойственным чувством. Тот был его врагом, врагом всего, во что Оуэн теперь верил, но трудно было не видеть в нем того, из кого сделали легенду неумолимые внешние силы, не спрашивая его желания. Это Оуэну было понятно. Такова была история и его жизни. Он склонился возле тела и взял его за дрожащую руку. Глаз у половины головы запал в орбиту, но он медленно повернулся и поглядел на Оуэна. Пол-Человека отчаянно хотел что-то сказать, но не мог заставить работать язык. Оуэн наклонился к нему ближе, но враг его был уже мертв. Осторожно вытащив свою руку из пожатия мертвой руки, Оуэн встал.
– Как ты думаешь, что он хотел сказать? – спросила Хэйзел.
– Наверное, что-нибудь вроде «Будь ты проклят». Он был человек очень цельный, хотя и состоял из двух половин. Джиль хлопнул Оуэна по плечу, отчего Оуэн подпрыгнул.
– Отлично, родич. Ты хорошо дрался – для историка.
– Я бы не отказался и от помощи, – сухо сказал Оуэн. – Почему вы не вмешались.
– О, я бы не мог такого допустить, – сказал Джиль. – Это было бы неспортивно.
– К чертовой матери твою спортивность, – буркнул Оуэн. – Это война!
– А война – это самый главный спорт, – ответил Джиль. – Ты, историк, должен бы это знать.
– Спорт это только для победителей, – возразил Оуэн. – Для убитых, осиротевших и для тех бедолаг, которых затянули в бой против воли, это не спорт.
– Эй, ребята! – позвала Хэйзел. – Кажется, у нас тут проблема...
Они оба обернулись туда, куда она показывала. Отколотая силовая половина стояла там, где ее оставили, но форма ее медленно менялась. Сверкающая энергия пульсировала и перетекала, выплескиваясь за пределы своей формы. Она становилась чем-то другим, не ограниченная более своей человеческой половиной. Медленные изменения становились все более тревожащими и заметными, и теперь Оуэну приходилось заставлять себя не отводить глаза. Она становилась совершенно чуждой, и даже более. У энергии были длина, ширина и высота, и еще какие-то измерения. Оуэн их не столько видел, сколько ощущал, и от них у него появлялась боль в голове. Хэйзел выстрелила по сгустку энергии из дезинтегратора, и луч отразился от нее без вреда. Сгусток горел невыносимо ярко, как дыра в реальности, сквозь которую сиял свет какого-то бога зла. И вдруг эта дыра исчезла, и память о ней тоже милосердно испарилась из головы Оуэна, как кошмар, которого лучше не помнить. Оуэн шумно, долго выдохнул и только тут осознал, что Хэйзел до боли вцепилась в его руку. Но тут же выпустила, как только он это заметил, и приняла свой обычный вид.
– Да, это не каждый день увидишь, – выдохнула она. – Кто-нибудь может сказать, что это было или во что это превращалось?
– Это проблема на будущее, – ответил Оуэн. – И есть у меня такое противное чувство, что когда-нибудь она вернется вместе с пришельцами, которые ее создали. Мы лишь выменяли одну угрозу на другую.
– Пусть приходят, – сказал Джиль. – Пусть приходят все. Им и не подступиться будет к Империи, которую мы создадим. А теперь идем. Не хотим же мы заставлять императрицу ждать.
Он сошел с платформы, Оуэн и Хэйзел за ним. Хэйзел посмотрела на Оуэна.
– Терпеть не могу, когда он становится таким самоуверенным. Просто напрашивается на неприятности.
– Более чем согласен, – подтвердил Оуэн. – Но пока он перед нами, я могу не волноваться, что он там делает.
– А когда начнется стрельба, можем за ним спрятаться, – сказала Хэйзел. – Он достаточно широк.
– Я все слышу, что вы говорите, – спокойно сказал Джиль, не оборачиваясь. – И это нисколько не смешно.
– Так не надо подслушивать, – ответила Хэйзел. – И давай вперед, а то буду на ноги наступать.
– Интересно, нельзя ли вернуться и попросить у руководителей Подполья другого спутника, – шепнул ей Оуэн.
Они вынырнули из красного утреннего солнца – огромная армада быстро летящих грависаней. Их были тысячи, от них потемнело небо – одноместные грависани с форсированными двигателями, до зубов вооруженные лучевым оружием и пулеметами с длинными лентами пуль. Они шли низко, ниже уровня захвата обычных датчиков, и оказались над Бесконечным Парадом и обрушились на пастельные Башни Семей раньше, чем кто-нибудь из кланов успел сообразить. Они ныряли между высокими зданиями, взлетая на тепловых потоках, мелькая слишком быстро для автоматических систем вооружений, чтобы те успели навести луч. Тысячи саней заполнили город, на них летели мятежники, клоны, эсперы – все, в чьем сердце была неутолимая жажда справедливости и желание лететь пусть даже в Ад ради шанса ниспровергнуть Семьи.
Они пролетали над сражающимися толпами на улицах, не вступая в битву. Не их задача. Из кишащих внизу масс иногда вырывался в их сторону луч, но маленькие и юркие цели нелегко было поразить. Тяжелые имперские гравибаржи пытались загородить им путь, паря на одном месте, как воздушные крепости, но их было очень мало, и сани облетали их сверху и по сторонам, появляясь и исчезая за доли секунды, и компьютеры барж были не в силах их засечь. До сих пор никто даже и не думал использовать одноместные сани подобным образом, пока это не догадался сделать Джек Рэндом. Они заполнили небо, грохоча двигателями, и солнце светило им в спину, и они летели к Башням – армия возмездия на крыльях ярости.
Джек Рэндом, Руби Джорни и Александр Шторм летели плечом к плечу, возглавляя армию. Для скорости они сняли силовые щиты саней, и налетающий ветер хлестал по лицу, выжимая из глаз слезы. Утренняя прохлада пробирала до костей, несмотря на обогреватели, встроенные в одежду, но они не обращали на нее внимания – дальше будет не слаще. Хуже всего приходилось Шторму с его старыми костями, но он только стискивал зубы, чтобы они не стучали, и старался не отстать от остальных. Он не собирался оставаться сзади.
