Сергей Волков - Затворник
Смиронрав подумал мгновение, и сказал:
— Мудрым — именем брата я не назовусь, слишком свежа память о его гибели! Светлым, как отец тоже не буду. Об отце, и о его нашествии на город тоже все помните, так что не быть в Каяло-Брежицке правителю с таким именем. Гневом я тоже не назовусь. Мой прадед был великий воин, но воевал в чужих землях, ради славы и добычи, а своей земле он не был ни хозяином, ни стражем. Но раз вы, честные граждане, славите меня за то, что я защитил ваш город и удел, то так и зовите — Защитником!
— Защитник! — закричал Волкодав — Слава князю Защитнику!
Толпа снова взревела, и на этот раз уже князь — теперь Защитник, а не Смирнонрав — призвал всех к молчанию поднятием руки.
Крик улегся, и новый государь Степного Удела сказал:
— Волкодав сказал сейчас в своем слове от города, чтобы я набрал себе дружину. Так вот, мне никого не надо набирать. Дружинники мои все со мной! Вот они! — показал он на стоящий позади полк — Все, кто был со мной в походе, все это — люди храбрые и верные! Их я и зову жить с собой на Струг!
— Слава князю! Да здравствует князь Защитник — снова заревели в один голос поля под Каяло-Брежицком, и на этот раз громче всех кричал бывший малый полк, а теперь — княжеская дружина. А в дружине все сильнее, во всяком случае, так показалось Пиле, орал «Флафа!!!» его младший брат.
Главная церемония встречи на этом кончилась. Воины сходили с коней, навстречу им шли и бежали горожане. Все радовались, смеялись, поздравляли друг друга со счастливым спасением, и благодарили спасителей. Ни на миг не утихали похвалы князю и его дружине.
Защитник обнялся со Стройной. Немедленно и единодушно они объявили о прощении Месяца, и тут же князь даровал ему место подле себя. Коршун среди встречавших не увидел, к своему некоторому облегчению, Скалу, зато встретил и тоже обнял на радостях львова дружинника Кулака, приехавшего из Стреженска с Кречетом. С Кулаком Коршун был дружен. Быстрый обнялся с Мореходом, едва не сбив своим огромным носом шапку с головы брата.
Защитник рассказал невестке о Силаче, и княгиня, хорошо знавшая его отца, велела немедленно везти его на Струг.
— Есть у вас хороший лекарь? — спросил Защитник
— Есть-то есть, — сказала Стройна — Но двое лучших ушли в поход с мужем, и не вернулись. Знаешь, как поступим: Я его сегодня же отправлю в Чернореченск. Там, у моей сестры, мы укрыли наших племянника и младшего брата. Там и наш домашний лекарь, хвалынец, лучший в бывшей Каили. пусть он поднимает Силача на ноги.
— А Лихого куда определим, интересно? — спросил Месяц.
— Лихого-то? — спросил Защитник — пусть при мне, на Струге остается.
— Это потом, — сказал Месяц — а сейчас что с ним, как его рана?
— Жалко его. — заметил Коршун, стоявший рядом — Он хоть и болтал тут языком сверх меры, но сам боярин храбрый, и честный, кажется.
— Раз так, — сказала Стройна — то пусть он тоже отправляется в Чернореченск, и дело с концом. Сестре велю, чтобы выходила двоих.
Защитник рассказал княгине о подвиге Коршуна, и изумленная Стройна попросила деверя не скупиться с наградой.
— Я бы сама его осыпала золотом, только теперь не я, а ты, брат, распоряжаешься богатствами города. Тебе и решать!
— Пойдешь в мою дружину, Коршун? — спросил Защитник — Или хочешь вернуться в Стреженск, ко Льву?
— Не-е-е-е-ет! — воспротивился Коршун — Там мне пока делать нечего! Если я в стреженском уделе появлюсь, то как бы с меня Лев рубашку не сдернул, да не отходил по спине как следует!
— Значит оставайся здесь! — постановил князь — Будет тебе место в ближней дружине, и дом на Струге, возле меня.
— Светлый князь… — скромно добавил Коршун — Дело такое… Мне не жалко места подле Льва, только у меня под Стреженском имение, так Лев теперь не забрал бы его…
— Будешь и с имением! — понял Защитник тонкую подсказку — Подберем что-нибудь.
— Найдется имение! — подтвердил Волкодав — Сейчас по всей стране будет много владений без хозяев, так что выбирай любое! Что бы у тебя там Лев не отнял, мы возместим вдвойне!
Стоявший здесь же Месяц, от этих слов словно призадумался на минуту, а потом спросил Волкодава и князя с княгиней:
— А вот как, интересно, Лев скажет про то, что мы, без его ведома, избираем себе князя? Как вы думаете?
— А что об этом можно думать! — сказал Волкодав — О том, как нам помочь против ыкунов, Лев не заботился. Какого ляда ему теперь лезть в наши дела! Каяло-Брежицк волен выбирать себе господина из княжеского рода — таков обычай! А за тебя, светлый князь, — обратился он к Защитнику — уж поверь мне — случись что, вся страна встанет горой!
— Об этом и толковать нечего. — подтвердил князь — Каяло-Брежицк — мой законный стол. Я после смерти Мудрого — второй в княжеском роду, и по обычаю должен был ему наследовать! А в Засемьдырске я княжил только по отцовской злости. Теперь Небо само все рассудило по справедливости!
— Так, светлый князь! — сказал Волкодав — Все правильно говоришь!
А потом был пир. Были заздравия и славословия, музыка и песни… Ставили столы на широких берегах Черока — множество, чтобы мог рассесться вес народ, а кому не хватало столов, те стелили на траве скатерти. Рядом сложили и зажгли большие костры, и пели возле них. Пели прощальные песни — в память о павших на полях брани, и о загубленных мирных людях. Снова возносили Небу хвалы и благодарность за избавление, снова прославляли светлого князя Защитника и его удалой полк. Пели и о былых временах, вспоминали деяния князей прошлого — от тех еще стародавних времен, когда первые пра-пра-ратаи пришли на Черок из глубин Дикого Поля. Смутная, едва ли не призрачная память о тех годах сохранилась лишь в сказках и былинах, от пересказов в которых истина перемешалась с вымыслом, с деяниями позднейшими, и со всем, что прибавили для красного словца. Пили вино, и стучали чарами о чары…
А когда стало смеркаться, то кажется, в тысячу раз больше костров зажглось на берегах, и песни зазвучали уже другие. А больше, чем пения, стало плясок. И в музыке, и в словах стало более радости наступающей ночи, чем славы прошедшего дня.
К Пиле, сидевшему за столом, подскочил Хвостворту, который едва вырвался только что из целого круга девушек. На шее у него висел большой венок из цветов и кленовых листьев, другой, поменьше — на голове. Хвост растормошил руками пилину шевелюру.
— Что не весел, а, брат! — закричал он, смеясь — Погляди, что кругом, какой праздник, а! А дело какое сделали! Ну, развейся хоть разок!
Пила смеялся в ответ:
— Веселись, брат!
