Виктория Угрюмова - Все волки Канорры
— Никогда — это часто?
— Что вы предлагаете? — поинтересовался Такангор.
— Самый простой выход в целях экономии времени — принять наших смертных друзей на работу в Адский филиал на должность младшего демона с перспективой карьерного роста, — деловито сказал Намора, что называется, вавилобстера съевший на крючкотворстве. — Как сотрудники филиала они сразу получат право неограниченного пользования порталом. Но мне будут нужны заявления с собственноручными подписями кровью в трех экземплярах и десятая часть души для официального скрепления договора.
— А как же мы потом без этой десятой части? — запыхтел господин Фафут.
— Никак. По прибытии на место, то есть при выходе из портала, мы уволим вас с занимаемой должности за несоответствие.
— Это чем же это мы вдруг занесоответствуем? — непоследовательно возмутился главный бурмасингер.
— Так вы же люди, — ответил Борзотар. — Как же вы можете работать демонами в филиале Ада? Совершенно не можете.
— А как же вы можете принять нас на работу?
— Бюрократическая ошибка. Мы подадим соответствующую докладную, на вас, разумеется, подадут жалобу, вынесут строгий выговор и потребуют смертной казни.
— Я не согласен! — твердо заявил король. — Я уж лучше буду скакать всю ночь верхом.
— Помилуйте! — вскричал Намора. — Пускай вас не смущают такие пустяки. К тому времени, когда эти бумаги попадут на рассмотрение в нашу канцелярию и пока дойдет до производства, вы уже лет тысячу, если не больше, будете мертвы, о чем сделают соответствующую пометку и укажут, что приговор приведен в исполнение.
— Сумасшедший дом, — невежливо пробурчал король.
— Лучший в мире! — гордо сказал Кальфон. — Можно сказать, образцовый.
Если командированный умирает во время командировки, то командировка считается оконченной
Комментарий к немецкому Федеральному закону о возмещении затрат на командировку
— Но демоны же не имеют права принимать участие в людских сражениях? — неуверенно спросил господин Фафут.
— Ни в коем случае.
— А как же вы будете?
— А мы и не будем, — успокоил его Кальфон.
— Я бы тоже хотел уточнить некоторые детали, — скромно заметил Прикопс, до этого момента буквально впитывавший происходящее. — Какова моя роль на поле боя? Что мне надлежит делать? На кого обрушиваться, кого крушить?
— Вы тоже собираетесь воевать? — удивился Такангор.
— А как иначе. Как вы понимаете, господа, после разразившейся в Малых Пегасиках драмы я не имел никакого морального права оставаться в стороне. Но, будучи циклопом сугубо мирной профессии, я плохо экипирован для грядущего сражения.
Думгар отчетливо заскрипел. Все шло к тому, что дорогих гостей и соратников придется снабжать всем необходимым за счет замковой оружейной, а тому, кто веками скопидомил без устали, складывая в сундуки артефакт к артефакту, нелегко смириться с мыслью о разлуке с бесценным имуществом. С другой стороны, в нем подал голос гордый коллекционер, а какой же коллекционер откажется похвастаться уникальными экспонатами перед понимающей аудиторией. К тому же, он не мог не признать, что уникальные доспехи Панцер-Булл Марк Два только тогда вошли в историю, когда он отдал их Такангору, а до этого уныло числились очередной единицей хранения в описи герцогского имущества. Тут он поймал выразительный взгляд своего молодого господина и с некоторой натугой произнес:
— Арсенал в вашем распоряжении. Мы отправимся туда сразу после окончания военного совета. У меня для вас есть нечто особенное, — обратился он к Прикопсу. — Древний артефакт, добыт незабвенным Барбеллой да Кассаром в дни завоевания Юкоки. Называется Грабли Ужаса.
— Многообещающее название, — одобрил циклоп.
— А можно и мне подобрать что-нибудь стильное такое в тон, чтобы не было неловко перед древнеступом, — деликатно попросил Юлейн. Он до сих пор находился под тем впечатлением, которое произвел на него Зелг в своем черном шлеме с забралом в виде черепа в день их первой встречи на равнине Приют Мертвецов.
Граф да Унара и маркиз Гизонга быстро переглянулись. Они не знали, во что успел ввязаться их возлюбленный монарх, оставленный без присмотра на несколько часов, но многолетний опыт подсказывал, что во что-то таки успел.
Такангор энергично покивал. Справедливый и обстоятельный минотавр думал вот что: поскольку войну объявили Тиронге, а не Кассарии, то это собственная война Юлейна, и негоже ее присваивать, как бы сильно ни хотелось. Он на ней главное лицо, про него будут в первую очередь писать во всех газетах, летописях и хрониках, а так как с недавних пор в моду вошли иллюстрированные предания, то теперь все, кому не лень, украшают свои писания самобытными картинками. Поэтому нужно сделать так, чтобы эти летописи было не только интересно читать, но и рассматривать. Высказался же он так:
— Джентльмен на древнеступе должен выглядеть воодушевляюще.
— И древнеступ под джентльменом тоже, — ловко ввернул Юлейн. — Я видел одну познавательную картинку, там была в подробностях изображена сбруя и вот эта вот будочка. Изумительная работа. И стихи приписаны, я их выучил наизусть, так они меня впечатлили, — и не давая никому опомниться, задекламировал:
О враг! Ты обратился в труп!
Шагает в битву древнеступ,
И как разящие клинки,
Грозят врагам его клыки.
Как вы думаете, может, стоит зачитать эти строки войскам перед битвой?
— Это благопрепятствует боевому духу, — ответил Лилипупс.
Юлейн застыл, переваривая услышанное. Лицо у него сделалось точь-в-точь как у фаянсовой свинки. Такое часто случалось с собеседниками достойного тролля.
— Нет, я не могу это слышать, — раздался голос из клетки.
— Имею намерение узнать у вас слова и запомнить великолепной памятью образец поэзии для наслаждения духа и подражания талантливого пера, — сказал Карлюза.
— Мне тоже в молодости писали всякие стишки, — сообщила Балахульда. — Погодите, сейчас припомню…
— Это лишнее, — возразил Мадарьяга, — творчество душевнобольных — тема скользкая и специфическая.
— Я вас проклинаю, за дерзость, — сообщила Балахульда. — До двенадцатого колена.
— Тринадцатого, — поправил Мадарьяга.
— Что? А… спасибо. До тринадцатого. Вас уже проклинали?
— Семьдесят четвертый, — ухмыльнулся вампир.
— Что — семьдесят четвертый?
— Вы меня проклинаете уже семьдесят четвертый раз.
— Надеюсь, этот, наконец, пойдет вам на пользу.
— Помню, был у нас сосед Зубакинс, — мечтательно сказал Прикопс. — Настоящий народный талант. Писал замечательные циклопические стихи.
