Геннадий Ищенко - Счастливчик Ген (СИ)
— Это было году так в пятьдесят шестом, — начал он. — Я тогда жил в своей родной деревне Зубки. Это в Гродненской области возле Беловежской пущи. Слышали про такую, небось? Я тогда был заядлым охотником. Помимо того что интересно, еще и немалая прибавка к тем невеликим доходам, которые тогда были. Там, вообще‑то, заповедник, но не везде, часть леса открыта для посещения и охоты. Правда, у нас просто так не возьмешь ружье и не пойдешь охотиться на того же лося — голову оторвут. А вот зайцев я бил и на кабанов тоже ходил. Это тоже не совсем законно, но у нас на такое закрывали глаза. Зайцы объедали зимой кору на саженцах, а кабаны тоже гадили изрядно. Их даже время от времени частично отстреливали, но свиньи размножаются быстро. Так что никто бы из‑за них не побежал к нашему участковому меня закладывать. Все бы хорошо, но вот с охотничьим припасом было плохо, особенно с порохом. Капсюли я еще ухитрялся покупать у знакомого егеря, а дробь и картечь сам рубил из плавленого свинца, но с порохом была просто беда. Вот меня мой дед и научил, как его самому сделать.
— Это, наверное, опасно? — спросил один из солдат.
— Это если делать, как делали при Петре, тогда опасно, а моим способом никакой опасности нет, канительно, правда. Прежде всего, нужны сера и селитра. Серу я достал у нашего ветеринара, а селитру дал агроном за пару заячьих шкурок. Только предупредил, что селитра кальциевая и порох из нее будет хреновый. Заодно рассказал, как ее можно превратить в калиевую. Повозиться пришлось…
Я сразу навострил уши, когда услышал, что порох, оказывается, можно сделать самому. Он тогда все подробно объяснил, но я понял лишь то, что сам я его никогда не сделаю и потерял интерес к их разговору. Сейчас все это сильно пригодилось.
— Основное в составе, это вот эта соль, которую мы вывезли из пещер, — продолжал объяснять я, попутно измельчая кусочки селитры пестиком. — Вообще‑то, ее можно соскребать с досок в хлеву или готовить самому из навоза или другой дряни, но это долго и муторно, а в пещерах ее можно взять готовой или в большом количестве получать, настаивая остатки мышиного дерьма, и выпаривать потом жидкий остаток. Для хорошего пороха эта соль малопригодна, но я пока попробую с ней. Потом усадим братьев делать соль получше. Вот я измельчил соль. Для сухого способа изготовления пороха ее надо измельчать в порошок, но нам достаточно и так. Высыпаем ее в жаровню и туда же добавляем серу, которая у нас и так уже достаточно измельчена. Пропорции я беру пока на глаз, потом можно будет делать точнее. Теперь уголь. Этот не пойдет: он очень мягкий, и золы много. Возьмем этот, который потверже. Потом мы проверим с разным углем, от его состава и качества тоже сильно зависит скорость горения.
Я измельчил уголь, всыпал его на жаровню, долил немного воды и тщательно все размешал до состояния жидкой кашицы. Потом поставил жаровню на край плиты и стал перемешивать смесь деревянной ложкой.
Вскоре смесь закипела и постепенно начала густеть. Когда перемешиваемое начало постреливать капельками во все стороны, я снял с плиты жаровню и отставил ее остывать.
— Когда все остынет, — сказал я Маркусу, — останется только растереть в крупный порошок то, что получилось. Только это нельзя делать с применением железа, все может воспламениться. Если у нас сейчас получится хоть плохой порох, на этом и остановимся. Для того чтобы сделать хороший, нам нужен поташ. Это тоже такая соль, но получают ее из золы. Я расскажу братьям, как его добывать, пусть пока этим и занимаются, дело это не быстрое.
Когда все остыло, я перевернул жаровню, выбил на стол небольшой пороховой кругляш и разломал его на несколько частей. Одну такую часть я растер в порошок и ссыпал все горкой в жаровню.
— А теперь проверим, — я взял лучину, запалил ее от плиты и поднес к пороху.
Даже догадываясь, что за этим последует, я все равно отшатнулся от яркой вспышки.
— А ничего, — пробормотал я, провожая взглядом поднимающийся к потолку клуб черного дыма. — Не такой и плохой порох получился. Теперь приготовим остальное, и я вам еще кое‑что покажу.
С остальным пришлось повозиться, но, когда я закончил, в моем распоряжении оказалось около литра пороха. Я распорядился принести не очень большой сундучок из тех, в которых повара хранили перец и душистые специи, и небольшую свечу. Ссыпанный в сундучок порох занял его на две трети. Сверху я поставил свечу, обложив ее со всех сторон бумагой, осторожно поджег и закрыл крышку. Повесить на петли замок было делом нескольких секунд, после чего я бегом припустил прочь к стоявшему в отдалении Маркусу и другим братьям. Можно было не рисковать и попробовать сделать фитиль, но я не захотел возиться. К тому же бумага предохраняла порох от случайной искры, а с моей селитрой получить качественный фитиль было проблематично. Того, что свеча погаснет, спалив весь кислород, я не боялся, так как заранее сунул под крышку небольшую щепку.
— И чего мы здесь ждем? — спросил Маркус.
Я ответить не успел, за меня это сделал сундучок, разлетевшись в щепки со страшным грохотом. Единственная его уцелевшая часть — крышка — отлетела от места взрыва на полсотни шагов.
— Вот примерно этого! — сказал я. — Это я взял немного пороха и положил его в не слишком пригодную для этого оболочку. А если сделать все, как надо, то при взрыве будут со страшной силой разлетаться обрезки железа, убивая и калеча всех вокруг. Это называется бомба. И если таких бомб наделать много, да еще из хорошего пороха, а потом метать из катапульт в боевые порядки противника…
— Я понял, — сказал Маркус. — Это действительно страшно.
Глава 16
Зима потихоньку подходила к концу. В замке работа по перегонке кальциевой селитры в калиевую шла полным ходом. В больших котлах братья варили золу, а потом процеживали остывший отвар и выпаривали поташ. Отдельная «бригада» смешивала его в нужных пропорциях с привезенной нами селитрой и после кратковременной варки выпаривала. В замок привезли бочонки, в которые пока ссыпали готовую к употреблению селитру. Начала поступать и сера. Ее проверяли и, при наличии комков, перетирали в мелкий порошок. Сразу завезли весь нужный мне древесный уголь и поместили его пока в одном из подвальных помещений, где был очень сухой воздух. Кроме того, орден начал закупать большие партии железа. Все это тоже свозилось в замок.
Я старался по максимуму использовать оставшееся до дождей время. Окончательно определилась конструкция снаряда. По ряду причин от металлического корпуса пришлось отказаться. Подарок супостатам «от принца Гена» имел вид обыкновенного деревянного ящика с ручками для удобства переноса, сколоченный из очень крепкого дерева. В этот ящик вставлялся другой размерами поменьше, а промежуток между ними заполнялся обрезками железа, а при его недостатке просто крепкими камнями небольшого размера. Вся соль была во внутреннем ящике, где располагался заряд. Он состоял из ящика и крышки. В ящик закладывалось тридцать килограммов пороха и взрыватели. Я все‑таки решил отказаться от взрывателей на основе гремучей ртути. Подробностей процесса ее изготовления я не знал, знал только, что большие отклонения от него приводят к взрыву. Рисковать своей жизнью и жизнями других людей не хотелось. После недолгих раздумий я придумал инерционный искровой взрыватель на основе обыкновенного огнива. Представьте себе круглый стальной стержень, по которому свободно перемещается пластинка из углеродистой стали. Причем и форма сечения стержня и отверстие в пластинке не круглые, а квадратные, чтобы пластинка не вращалась, а двигалась строго определенным образом. На ее пути с двух сторон закрепляют пластинки кремния так, чтобы при своем движении пластинка кресала ударила в кремень и высекла сноп искр. Три таких устройства располагаются в ящике взаимно ортогонально, и все это хозяйство не слишком плотно засыпается порохом. Теперь при выстреле из катапульты ускорения будет недостаточно, чтобы кресало продавило пороховую массу и нанесло удар о кремень. Это гарантировало, что снаряд не взорвется при выстреле. А вот при ударе о землю ускорения будут на порядок больше и один из взрывателей обязательно сработает. Какой именно — будет зависеть от того, каким местом снаряд ударится о землю. После снаряжения внутреннего ящика он закрывается крышкой, и виток к витку обматывается не очень толстой железной цепью. Ах, да, совсем забыл! Он еще снаружи покрывается воском после того, как гвоздями забьют крышку. Теперь в не очень сыром месте, его можно хранить годами без риска того, что порох отсыреет. В теории все должно прекрасно работать, на практике перед массовым производством моих бомб следовало испытать хотя бы одну. Не дожидаясь этих испытаний, чтобы не терять времени, мы загрузили кузнецов производством взрывателей и цепей. Внешние и внутренние ящики тоже были заказаны. Дело осталось за метательными орудиями. А вот с ними дела были плохи. Очень небольшое количество баллист и требюше остались лишь в городах, находящихся поблизости от границ, где постоянно тлел огонь пограничных конфликтов. Это были тяжелые и непригодные к перевозке машины. Некоторые из них могли метать мои гостинцы метров на сто пятьдесят- двести. Такая дистанция стрельбы меня устраивала, но таскать весящие по нескольку тонн махины по местным дорогам было нереально. Маркус нашел мне несколько специалистов, которые занимались ремонтом различных метателей и при необходимости могли их изготовить сами. Все они, ознакомившись с тем грузом, который нужно было метать в противника, единогласно заявили, что больше чем на сотню шагов его не метнешь, а машина получится такой, что перевозить ее можно будет только по частям. Да и обслуживать должны человек сто. Количество людей для меня было не критично, но вот вес… Скрепя сердце, пришлось в два раза уменьшать снаряд. Посовещавшись, мастера решили, что для такого снаряда они мне требюше сделают. Перевозить его в сборе по–прежнему будет нельзя, но вот в разобранном состоянии — без проблем, а на месте можно будет собрать за полдня. Груз при этом обещали забросить не меньше, чем на двести шагов.
