Стивен Эриксон - Охотники за Костями
Но камни бесчувственны, равнодушны к лезвию и руке, что его держит. Одержимому страстями воину почти невозможно создать и поддерживать в себе подобное бесчувствие. Теперь он чувствует все растущую тяжесть, сознает, что однажды позавидует быстрой, милосердной смерти Коротыша Маппо.
Они идут очень быстро. Икарий неутомим. Только задавай направление. А Таралек, со всей своей ловкостью и терпеливостью, уже вымотался. "Я не Трелль, и это не просто прогулка. Уже нет. Для Икария — никогда больше".
Кажется, и для Таралека Виида.
Он поднял голову, когда услышал шелест, и увидел спускавшегося Джага.
— Дикари, о которых ты рассказал, — сразу начал тот. — Почему они захотят напасть на нас?
— Их богами забытый лес полон святых мест.
— Нам следует просто избегать их…
— Святилища трудно увидеть. То линия камней на земле, почти скрытая мхами и лишайниками. То кварцитовая жила, покрытая каплями крови. Или это будет каменоломня — всего лишь расселина в скале, из которой огнем и ледяной водой откалывают длинные камни. А может, медвежья тропа, протоптанная многими поколениями зверей. Все тут "священно". Разум дикаря не поймешь.
— Кажется, ты много знаешь. Но ты не рассказывал, что бывал здесь прежде.
— Я много слышал о них, Икарий.
Взор Джага вдруг отвердел: — И кто же так заботливо информировал тебя, Таралек Виид из племени Граль?
— Я странствовал далеко, друг мой. Я помню тысячи сказаний…
— Тебя подготовили. Ко мне.
Таралеку легко удалось изобразить подходящую теме тихую улыбку: — Многие странствия мы делили с тобой. Хотел бы я подарить тебе память о проведенном вдвоем времени…
— Хорошо было бы, — согласился усевшийся у огня Икарий.
— Конечно, — продолжил Таралек, — там было бы много темного, много мрачных и отвратительных деяний. Слишком тяжело, чтобы счесть это даром. Отсутствие памяти, Икарий — и проклятие, и благословение. Ты же сам понимаешь?
— В беспамятстве нет благословения, — покачал головой Джаг. — Все, мною свершенное, не может найти оценки, занять подобающее место. Отложиться в душе. И потому я остаюсь неизменным, наивным…
— Невинным…
— Не невинным. В незнании нет оправдания, Таралек Виид.
"Ты назвал меня по именам, не "другом". Недоверие уже отравило тебя?" — Это моя задача — каждый раз возвращать тебе потерянное. Увы, это трудно, это стало тяжким бременем. Моя слабость… причина ее — в желании избавить тебя от самых гнусных воспоминаний. В моем сердце слишком много жалости, и в поисках облегчения я всего лишь сильнее тебя раню. — Он сплюнул на ладони и намазал зачесанные назад волосы. Простер руки к пламени костра. — Ну ладно, друг мой. Однажды, очень давно, тебя увлекло желание освободить отца, которого захватил Дом Азата. Неудача породила силу необычайно гибельную и мощную — твою ярость. Ты расшатал раненый садок, ты уничтожил Азат, выпустив в мир орду демонов, искавших лишь тирании и господства. Некоторых ты сразил, но многим удалось убежать от твоего гнева, рассеиваясь по миру, словно ядовитые семена.
Самое горькое и смешное в том, что отец твой не искал освобождения. Он добровольно выбрал роль Хранителя Азата, и, верно, пребывает в ней по сей день.
После причиненного тобой разрушения культ, с начала времен посвященный Азату, решил создать собственных хранителей. Избранных воинов, что станут сопровождать тебя, куда бы ты ни шел — ибо ярость и распад садка стерли все твои воспоминания о прошлом — и ты, как кажется, был обречен вечно искать истину о прошлом. Снова и снова впадать в гнев, начиная разрушение.
Так культ Безымянных решил отыскивать тебе спутников. Например, меня. Да, друг мой, были и другие, задолго до моего рождения, и каждого напитывали магией, замедляющей старение, защищающей от всех болезней и ядов — до тех пор, пока хранитель истово выполняет свой долг. Наш долг — руководить твоим гневом, направляя его на морально безупречные дела, а прежде всего — быть твоими друзьями. Да, эта задача снова и снова оказывалась самой простой и воистину самой соблазнительной — ведь так легко найти в себе глубокую и преданную любовь к тебе. Ты добр, ты верен нам, в тебе таится нерушимая честь.
Уверяю, Икарий, что твое чувство справедливости сурово, но всегда и везде сопряжено с глубочайшей честностью. Сейчас нас ждет враг. Враг, которому лишь ты сможешь противостоять на равных. Вот почему мы странствуем, и вот почему всех, кто нам противостоит, нужно сбрасывать с пути — по каким бы причинам они не вставали на пути. Во имя высшего блага. — Теперь он снова позволил себе улыбнуться, но на этот раз с легким намеком на кипящее, но сдерживаемое беспокойство. — Ты гадаешь, достойны ли Безымянные такой ответственной роли? Способны ли их моральные качества и чувство чести сравняться с твоими? Ответ — в неизбежности, и прежде всего — в данном тобою примере. Ты ведешь Безымянных, друг мой, ведешь каждым деянием своим. Если они не исполнят клятв, то потому, что ты не исполнил своей задачи.
Довольный, что в точности вспомнил заданную ему речь, Виид смотрел на освещенного пламенем, вставшего пред ним воителя. Икарий спрятал лицо в ладонях, будто ребенок, верящий — невидимое не существует.
Икарий плачет, наконец понял он.
"Хорошо. Даже он. Даже он будет питаться собственными страданиями, превращая их в соблазнительный нектар, в сладкий опий самоуничижения и боли.
Так пропадают сомнение и недоверие.
Ибо от них нельзя ждать утешения".
Брызнул холодный дождь, вдалеке пробурчал гром. Скоро их накроет буря. — Я хорошо отдохнул, — начал вставать Таралек. — Нас ожидает далекий переход…
— Не нужно, — сказал Икарий, не открывая лица.
— Что ты…
— Море. Оно полно ладей.
* * *Всадник появился с холмов вскоре после нападения. Баратол Мекхар — его толстые, покрытые шрамами и пятнами руки обагрены кровью — встал над телом внимательно осмотренного им мертвого демона. Воин был в доспехах и шлеме. Он высоко поднял секиру.
Со дня визита Т'лан Имассов прошли месяцы — он думал, что они давно ушли, ушли даже до того, как сошел с ума старый Кулат. Он не мог вообразить — да и кто бы мог? — что все это время устрашающие немертвые твари таились рядом с ними.
Они вырезали группу странников. Засада была так ловко устроена, что Баратол даже не сразу понял, что происходит. Потом было уже поздно. Джелим и Филиад вдруг ворвались в кузницу, вопя об убийствах прямо у деревни. Он подхватил оружие и поспешил за ними на западную дорогу — лишь чтобы понять, что враги выполнили свой план и скрылись. Вдоль тракта валялись умирающие кони, неподвижные тела лежали, как будто упали с неба.
