Робин Хобб - Хранитель драконов
— Его тело можно использовать и лучшим образом, — сказал он и надолго замолчал.
Тимара затаила дыхание. К чему он клонит? Грефт обвел всех взглядом, собираясь с духом, чтобы продолжить:
— Ходили слухи о предложении…
— Плоть драконов принадлежит драконам.
Это произнес не человек. Несмотря на свои немалые размеры, золотой дракон мог передвигаться практически бесшумно. Сейчас он возвышался над собравшимися людьми, подняв голову так высоко, что смотрел на Грефта сверху вниз. Хранители расступились, пропуская его, — словно водоросли, раздвигаемые течением реки. Меркор величественно прошествовал мимо них. Тимара отметила, как он прекрасен. С начала путешествия он набрал вес и силу и уже начал выглядеть так, как и должен выглядеть дракон. Из-за увеличившихся мышц лапы его стали более пропорциональными. Похоже, даже хвост удлинился. Лишь недоразвитые крылья нарушали великолепие. Они по-прежнему оставались слишком маленькими и казались слишком слабыми, чтобы выдержать хоть часть его веса.
Изогнув длинную шею, он обнюхал тело медного дракона. Потом повернул голову и уставился на Грефта.
— Она еще не мертва, — холодно сказал Меркор. — Рановато торговать драконьей плотью.
— Она? — ошеломленно переспросил Татс.
— Торговать плотью? — В голосе Рапскаля звучал ужас.
Но Меркор не ответил ни на их вопросы, ни на шепотки, пробежавшие среди остальных хранителей. Он снова опустил голову, чтобы еще раз обнюхать медную драконицу, и с силой толкнул ее носом. Та оставалась недвижимой. Золотой дракон повернул голову, внимательно глядя на людей. Его чешуя сияла на солнце. Тимара силилась понять, что выражают его блестящие черные глаза, и не могла.
— Сильве, останься со мной. Остальные пусть уходят. Это вас не касается. Это вообще не касается людей.
Тимара почти видела, как девочку потянуло к дракону. Его голос был чарующим: глубоким, как тьма, и густым, как сливки. Сильве подошла и прижалась к дракону, словно впитывая утешение и силу.
— А можно, Татс и Тимара тоже останутся? — застенчиво спросила она, немного успокоившись. — Они помогали мне заботиться о Медной.
— И я! — заявил Рапскаль, верный своей привычке говорить без раздумий. — Я тоже должен остаться. Я их друг.
— Не сейчас, — непреклонно ответил дракон. — Им нечего здесь делать. Ты остаешься, чтобы быть со мной. Я присмотрю за этой драконицей.
В его слова была вложена незримая сила. Тимара почувствовала, что ее не просто отпускают, но выталкивают — так взрослые непреклонно прогоняют ребенка из комнаты больного. Она обнаружила, что уже повернулась и идет прочь — хотя сама и не думала это делать.
— Нужно проверить, как там Небозевница, — объяснила она Татсу, словно извиняясь за свой уход.
— Я тоже это почувствовал, — прошептал юноша.
— Синтара, — произнес позади них Меркор.
От неожиданного озарения по спине Тимары пробежала дрожь. Голос дракона вибрацией отдавался во всем ее теле.
— Драконица, которой ты служишь, носит имя Синтара. Я знаю ее истинное имя и знаю, что она должна была сказать его тебе. Знай же его.
Тимара остановилась на полушаге. Татс задержался рядом с ней, изумленно глядя ей в лицо. Девушке казалось, что у нее заложило уши и запорошило глаза. Вокруг бушевала буря, слишком свирепая, чтобы ее чувства могли выдержать — вот они и отключились. Синтара была недовольна тем, что сделал Меркор, и давала ему это понять.
Золотой дракон невесело рассмеялся:
— Нельзя идти сразу в две стороны, Синтара. Остальные это поняли сразу. Никто из нас не стал скрывать свои истинные имена, кроме тех несчастных, которые сами не могут вспомнить их.
Рапскаль немедленно встрял в разговор, как всегда без всякого смущения:
— А у Хеби есть драконье имя?
К удивлению Тимары, большой золотой дракон серьезно ответил на вопрос мальчишки:
— Хеби теперь зовут Хеби. Она приняла это имя как свое, когда ты дал ей его. Может быть, когда-нибудь она дорастет до этого имени или даже обнаружит, что оно ей мало.
Тимара отчаянно желала задать ему вопрос про раненого серебряного дракона, но так и не осмелилась. Она даже позавидовала бесшабашности Рапскаля, не ведавшего страха и стеснения.
Меркор коснулся носом медной драконицы. Слегка подтолкнул, потом ткнулся сильнее. Медная не пошевелилась. Меркор поднял голову и окинул лежащую драконицу взглядом сверкающих черных глаз.
— Мы должны оставаться здесь до тех пор, пока она не встанет или не умрет, — заявил он.
Потом мрачно оглянулся по сторонам и задержал взгляд на Грефте.
— Оставьте ее здесь одну. Я скоро вернусь. Идем, Сильве, — позвал он девочку и зашагал к воде.
Его тяжелые когтистые лапы оставляли в песке глубокие следы. Скоро вода просочится и заполнит их.
Утро настало уже давно. Элис видела это по квадратам солнечного света, которые падали на пол ее маленькой каюты через крошечные оконца высоко в стене. Она снова попыталась собраться с духом и выйти наружу, но вместо этого опять присела за маленький стол. Она скоро выйдет. Ей хотелось есть и пить, а еще нужно было опорожнить ночной горшок. Элис облокотилась о стол и опустила голову на руки, глядя в темноту, заключенную между сложенных ладоней.
— Что делать? — спросила она себя.
Ответа не было. Снаружи матросы готовились к отплытию — скоро они отвяжут канаты, удерживающие корабль на месте, и оттолкнут его от илистой отмели. Драконы, конечно же, уже проснулись, и их хранители готовятся отплыть следом за баркасом на своих лодчонках. Впереди новый день путешествия. Широкая река, высокие деревья, синяя полоса неба над головой, порой напоминающая еще одну реку. Каждый день был для Элис приключением. Новые цветы с незнакомым ароматом, странные животные, выходящие на берег реки или всплывающие из ее глубин, влажно сверкая на солнце… Она и представить себе не могла, что в Дождевых чащобах столько живности. Когда прежде Элис слышала рассказы о реке и ее водах, временами становящимися белыми и едкими, то воображала, будто такую реку окружает бесплодная пустыня. Но вопреки этим представлениям она обнаружила здесь невообразимое разнообразие растений и животных. Рыбы и прочие водные жители приспособились к изменчивой едкой воде, и это потрясло Элис. Одних только видов птиц насчитывались сотни. И Лефтрин, похоже, без труда отличал одну от другой как по оперению, так и по голосу…
И снова блуждающие мысли Элис вернулись к нему, источнику всех ее страданий.
Нет. Это было нечестно. Она не может винить его. Она сама виновата в том, что так увлеклась им. О да, она знала, что он очарован ею: он был искренен до глубины души и ничего от нее не скрывал. Его страсть и интерес к ней читались в каждом взгляде, в каждом обращенном к ней слове. Случайное соприкосновение рук было подобно удару молнии. Чувства, физические ощущения, которые, как считала Элис, давным-давно исчезли из ее жизни, внезапно пробудились и настигли, точно раскат грома.
