Кэрол Берг - Стражи цитадели
Я бы не поверил, что хоть один из них еще в состоянии шевельнуть рукой, но они опять продолжили бой, кружась и атакуя, словно только что начали. Даже так, это должно было вскоре закончиться. Раб был тяжело ранен в бедро. Вся его нога была залита кровью. Она явно болела, так как он ее берег. Врускот сосредоточился на этой стороне, нанося лишний удар или пинок, как только предоставлялась возможность. Но раб продолжал двигаться, отступать, уклоняться — защита, короткий выпад, небольшой шаг. А затем ударом сверху вниз, с гудением, разрезавшим воздух, клинок раба отсек правую руку Врускота чуть пониже плеча.
На мгновение воцарилась полная тишина. Раб отступил, бросив оружие на песок. Все уставились на руку Врускота, с лежавшую на побагровевшей земле и все еще сжимающую рукоять меча. И вдруг Врускот взревел с такой болью и ненавистью, что камни крепости задрожали, а толпа в ужасе отхлынула. Бросив щит и пошарив на поясе левой рукой, зид обнажил нож и неловко ткнул им в раба. Но тот легко отбил удар и швырнул зида на землю. Врускот закричал, когда культя ударилась о поверхность площадки и кровь хлынула на песок.
Раб, дыша хрипло и глубоко, бросил свой щит и упал на колени рядом с Врускотом. Никто из зрителей не шелохнулся, даже когда раб подобрал нож зида. Я был уверен, что он собирается прикончить врага, но вместо этого он разрезал рубаху воина, скомкал промокшую ткань и прижал ее к судорожно дергающейся культе, удерживая Врускота в неподвижности свободной рукой и коленями. Проклятье! Он пытался остановить кровь. Его грудь все еще тяжело вздымалась, раб оглядел толпу в поисках подмоги. На один миг… на один лишь взгляд… что-то в этом лице, напряженном и измученном, под коротко остриженными волосами, показалось мне знакомым, но прежде, чем я успел сообразить, толпа взорвалась.
Рычащий солдат ударил раба по голове и сбил на землю, пока трое других поднимали кричащего Врускота и уносили его прочь. Раб потряс головой и поднялся на четвереньки, но тут другой зид привел в действие его ошейник, заставив его корчиться в рвотных спазмах. Потом ему связали руки, подтащили к стене и приковали цепью к железному кольцу. Он лежал там, корчась и задыхаясь под лучами послеполуденного солнца, мухи облепили его окровавленные руки и ноги.
Я стоял, уставившись как дурак на опустевшую тренировочную площадку. Рука Врускота лежала, забытая, в грязи. Толпа быстро рассосалась. Драк, мой учитель фехтования, покачал головой и напомнил мне, что уже пора идти.
— Ну, безусловно, поразительный поединок. Кто бы мог представить? Я и не знал, что Врускот так сильно сдал.
Конечно же, это не Врускот проиграл поединок. Это дар'нети его выиграл. И только слепой глупец мог утверждать обратное.
— Пойдемте отсюда, — сказал я. — Мне нужно работать.
Именно Врускота я и взял себе в наставники. Зидов не так просто убить, а быстрая помощь раба В'Capo спасла его противнику жизнь до того, как им занялись лекари. Конечно, он был ожесточен: воин, оставшийся без правой руки, считал себя покойником, несмотря ни на что. За всю силу мира я бы не согласился оказаться на месте личного раба-дар'нети Врускота. Но уж он-то наверняка научился чему-то от того, кто искалечил его, так что, быть может, и меня мог научить чему-нибудь. И конечно, сам Врускот по праву считался прекрасным мечником, иначе, зачем бы лордам оставлять его в живых одноруким — если бы он не мог учить или командовать другими воинами. Когда начальство Врускота убедило его, что у него нет выбора, и он понял, что учить благородного гостя вовсе не унизительно для него, он мстительно принялся за работу. У меня не осталось иного пути, кроме как расти над собой.
Из раба получился бы великолепный наставник. Но если бы я спросил про него, это значило бы, что я выделил его среди других, и, следовательно, он бы погиб. Рано или поздно это случится. И было бы не вполне справедливо отнимать у такого человека право на его собственную смерть.
Дни летели. Нотоль учила меня, как обращать несчастья мира себе на пользу. Такие вещи, как страх, ненависть, злоба, боль, существовали, и я ничего не мог с этим поделать, так что я не видел ничего плохого в использовании их себе во благо. Когда я стану совершеннолетним и овладею собственной силой, тогда, быть может, что-то и изменится.
Лорды до сих пор не сказали ни слова о последствиях моих занятий, только что свет может беспокоить мои глаза после долгой работы с Нотоль. После каждого урока я спал большую часть дня, а затем шел к Врускоту и тренировался, пока Нотоль снова не звала меня. Для проверки я приказал рабам принести мне зеркало. Мне заплетали волосы во множество тонких косичек, как у искерских воинов, и я сказал, что хочу посмотреть, как это выглядит. Они пали ниц, утверждая, что в Зев'На не найдется ни одного зеркала.
Однако топорный подарок от моего неизвестного благодетеля сообщил мне кое-что интересное. Какое-то время мои глаза и в самом деле становились прежними. Но вскоре в них появился грязновато-серый оттенок. Потом они остались черными, а в самом их центре была бездонная темнота, которая раз от раза становилась все больше. И наконец, вышло так, что я не мог больше выходить под полуденное солнце — только утром или ближе к сумеркам. Я опустил шторы у себя в покоях и перенес тренировки по верховой езде на время после заката.
Меня пугало то, что творилось со мной, но я не мог остановиться. Все еще оставалось много того, что нужно было изучить. Нотоль обещала, что перед помазанием покажет мне новый источник силы, куда мощнее уже мною используемых. Это величайшая тайна лордов, сказала она, не известная никому во Вселенной. Я продолжал к ней приближаться.
Я был так увлечен занятиями, что почти не уделял внимания головоломке с подарками, но как-то далеко за полдень, когда я сидел усталый в своих сумрачных покоях, ожидая заката, я решил еще раз на них взглянуть. В коробке нашлось еще кое-что новое — клочок бумаги с сотнями крошечных дырочек, проколотых в нем. Я едва не рассмеялся, так это было странно. Если и прежние предметы не поддавались расшифровке, то уж это было совершенно невозможно понять. Я не видел никакой закономерности в отверстиях. Я уже готов был скомкать его, когда порыв горячего ветра откинул штору, и в комнату просочился солнечный луч. Он упал на листок, пронзив путаницу дырочек, и обрисовал на стене тень, словно маленькую вселенную звезд в крошечном квадратном небе.
Звезды! Вот что это было! Бумага превратила солнечный свет в звезды — но не в звезды Се Урот, прячущиеся за вечной пыльной дымкой. Здесь был Часовой, плотный свод Арки, Лучник, целящийся в Лебедя… Звезды Северного Лейрана, звезды, которые я видел с башен Комигора.
