Анатолий Агарков - Семь дней Создателя
Я спас его свободу и себя за одно, увернувшись. Поймал ружьё за стволы и ткнул прикладом Жорика в лоб. Затылком он ещё к ступени крыльца приложился и затих.
— Эй, что за пальба? — на крыльцо выскочил старший Быструшкин.
И сложился пополам от тычка в пах.
Настала очередь ружья — приклад разлетелся в щепки от удара по фундаменту, а стволы согнул в дугу руками. Повесил ярмом на крепкую выю старшему брату и вошёл в дом.
За столом сидела худо умытая, растрёпанная, полурастерзанная, ещё, видимо, со вчерашнего, деревенская баба. Полупорожняя трёхлитровка с мутной жидкостью стояла на столе. Не её ли прихлёбывая из аллюминевой кружки, она голосила:
— Люди добрые, помогите! Ой, Пашенька не надо!
Цирк!
— Не чем твоему Пашеньке больно делать — Жорик отстрелил.
Она оборотилась.
— Ты что ль женишок заезжий? Слыхишь, поц, сбегай за фунфыриком — от этой бурдомаги челюсти сворачивает?
— Не пью и пьяниц презираю.
— Что там? — спросила Доминика, когда вернулся в машину.
— Салют в твою честь. Родственники хнычут — уехала не попрощавшись.
— Да будто бы? — Доминика одарила меня любопытным взглядом, ну, точь-в-точь как её сестра после шоколадной диверсии.
…. Вокзал был, касса была, и трёхминутную стоянку на посадку обещали, а вот буфета не было. Не было старушек с зеленью, что наблюдал утром по приезду. Поезд к полуночи прикатит. Чем же Доминику покормить? Даже не знаю, завтракала ли она. Так и потчевал на лавке перрона — рассказами о Веронике.
Откупил четыре места в купе.
— Мы что, одни едем? — насторожилась Никуша.
— Не знаю. Пойду, ресторан подломлю.
— Вы как Паша говорите.
— С кем поведёшься.
Вагон-ресторан был на клюшке, но служители не спали. Посорил деньгами, убедил словами, и нам пожарили глазунью с беконом. Какие-то салаты остались.
Доминика уплетала за обе щёки, запивая минералкой, а я для вида поковырялся вилкой и взялся за парящий кофе.
— Перед сном? — удивилась Никуша.
— Привычка, — соврал.
…. Доминика спала, мне не спалось. Но, конечно, не из-за выпитого бодрящего напитка. Мысли всякие….
— Ну что, Билли, happy end? Высылай инструктора — пора сворачиваться.
— И нет никакого желания остаться?
— С кем? В Доминике не разбудил никакого интереса, Вероника вообще презирает.
— Теперь, наверное, что-то изменится.
— Ну, тогда пусть Лёшке здешнему повезёт. Только, Билли, великая к тебе просьба — оставь ему этот оптимизатор.
Окно не завешено — на переездах и полустанках свет врывался в купе, и в эти мгновения из темноты нестерпимой взгляду белизны проступало колено, чуть выпроставшееся из-под одеяла.
О, Господи, опять эти колени!
Билли прочёл мои мысли.
— Надень браслет ей на руку — маленький приз ты заслужил.
— Изыди, сатана — это не мои женщины.
— Как не твои?! Очень даже твои. Они суть отражение потерянных тобой в реальном мире сестричек.
— На абордаж толкаешь? А девушка доверилась.
— Такой правильный стал — горжусь тобой.
— Я только хочу сказать, что параллелики такие же люди, и относиться к ним надо по-людски.
— Ну-ну.
…. Привёз Доминику в свою квартиру.
— Отдыхай, осваивайся, а если не устала, приготовь чего-нибудь — продукты в холодильнике. Я за Вероникой.
Вызвал такси и помчался в школу. Урок шёл, но я внаглую:
— Веронику Седову можно забрать?
— Приехала? — огромный знак вопроса в распахнутых глазах.
— Дома ждёт.
В такси гладила мою ладонь. А Билли, как червь могильный, точил душу.
— И ты хочешь их оставить?
— Дело сделано — пусть живут в любви и согласии.
— Да кто тебе сказал, что они обе разом влюбятся в здешнего Алексея? Давай одну сестричку умыкнём в нашу реальность. Тебе какая больше нравится?
Покинули авто, и я подал Веронике ключи от квартиры:
— Поднимайся — пока целуетесь, я куплю чего-нибудь к чаю.
Смотрел ей вслед, обожая и прощаясь. Жалел себя и ненавидел виртуального искусителя.
— Где твой инструктор перемещений? В квартиру должен подняться здешний Алексей Гладышев.
— Ступай пол арку, — приказал Билли. — А счастье было так возможно.
Под аркой меня ждал инструктор перемещений.
Весь в расстроенных чувствах валялся на диванчике, сутками не покидая флаер. Забыты утренние пробежки, купание в лагуне, даже тропические ливни с грозами не лили бальзам на душу. Виртуальный алкоголь и гитара. Да ещё воркотня из оптимизатора:
— А счастье было так возможно.
— Добить хочешь? — отложил гитару.
Билли поспешно:
— Может, ещё куда смотаемся?
— Смотаться оно, конечно, можно, только всерьёз опасаюсь за нашу дружбу — выдержит ли?
— А что с ней станется?
— Если сам не в силах домыслить, уважай моё мнение — параллелики такие же люди, и не надо их считать подопытным материалом.
— Ну, хорошо, хорошо. В спорах рождается истина — поищем?
…. За что не люблю вокзалы? За суету, наверное, за многолюдье и толчею. За спящих на баулах. Но главный отврат — запах немытых тел. Он присутствует даже в пустых залах ожидания. Это неистребимый аромат, тут уж, как говорится….
Сколько дней в пути эта милая девушка? Личико за чемоданом, на спине гроздья тоненьких косичек. Таджичка? Но как бела кожа стройных ножек намного выше колен оголённых мятым платьишком. Спит, сердешная.
Проследив мой взгляд, старуха-соседка ревниво одёргивает подол. Не свой — её. Девушка поднимает заспанное лицо. Боже мой, Даша!
— Даша!
Девушка встаёт, тревожно оглядывается, смотрит на меня.
— Мы знакомы?
Да, конечно же. Ты моя жена, мы венчались в церкви. У нас родилась дочка Настенька. Неужели не помнишь? Нет, не помнит. Не узнаёт даже.
— Что ты здесь делаешь?
— Мы приехали с мамой.
— А где Надежда Павловна?
— Вы и маму мою знаете?
Ещё бы не знать! Тёщу-то.
— Ты документы у него спроси, — советует старуха. — Мало их тут в Москве мошенников.
Похлопал по карманам, достал паспорт, подал. Старая цапнула его и зашелестела страницами.
— Мама звонить ушла. Мы не можем никуда устроиться — третий день на вокзале.
— У вас нет угла в Москве? И негде остановиться? Так поехали ко мне. У меня большая квартира в центре — всем места хватит.
— Прописка московская, — подтвердила старуха. — А мне уголочек не сыщется, сынок?
— Ты кушать хочешь? Вон бар — пойдем, поднимемся.
— А вещи?
— Бабушка посмотрит. Бабушка, посмотришь? А мы тебе куриную ножку принесём.
— Нет зубов, родимый.
