Анатолий Агарков - Семь дней Создателя
— А где учительница Татьяна Ивановна живёт?
Женщина оборотилась в другую сторону, махнула рукой:
— У том конце. Светленький домик, опрятный — мимо не пройдёшь, залюбуешься. Да не живёт она совсем — надысь померла. Детей понаехало. Они у ей все грамотные, в городе живут. Похоронили и наследство делют.
— Доминика там?
— А где ей быть?
Синеставенький домик под шиферной крышей выгодно отличался от соседних лачуг. Но точнее сказали три иномарки у ворот.
Шагнул за калитку.
Лохматая барбосина бросилась под ноги, виляя хвостом. Да ты не страшный совсем, страж ворот. Присел на корточки, лаская пёсика.
— Вы кто? — с крыльца шагнул упитанный мужчинка с лоснящимися щеками. — Покупатель?
— Почему покупатель?
— Дом продаётся.
— Я ищу Доминику Седову?
— Какую Доминику?
— Девушка. Жила у Татьяны Ивановны приёмной дочерью.
— Какой ещё приёмной дочерью? У вас есть документы на удочерение? Эй, люди! — толстячок-боровичок крикнул в раскрытое окно. — Подивитесь, тут ещё наследники объявились.
Из дома во двор вышли два мужика и две женщины с ними. Ещё одна высунулась в окно.
Я оставил барбоса.
— Мне не надо вашего наследства, я ищу Доминику.
— Люди, кто видел Доминику? Кто знает Доминику? Откуда здесь быть Доминике?
— Да хватит тебе, — одёрнула толстячка одна из женщин. — Домой она ушла. К себе домой. А что тут делать? Мамы не стало, некому привечать.
Я шагнул за калитку. Толстячок:
— А вы бы присмотрелись к домику — может, купите. Доминике здесь хорошо жилось. Вот и жили б.
— Спасибо, подумаю.
Прошёл село Мраково, или, как его, Марково из конца в конец. Кажется, на этот угловой указывала селянка. За щербатым забором бурьяном заросший двор. На подгнившем крыльце курит детина в пиджаке на голом торсе.
— Это дом Быструшкиных?
— А ты что за хрен с бугра?
— Я ищу Доминику.
— Женишок? Фунфырь приволок? Нет? Беги — без проставы базара не будет.
— С кем ты, Жора? — из раскрытых дверей избы послышался голос.
— Да козёл какой-то приковылял, нахаляву Домну чпокнуть хочет.
— Я ему чпокну. Сейчас выйду и чпокну.
Терпению моему настал предел. Вошёл во двор.
— Девушка здесь?
— Э, ты чё буреешь?
Жора попытался встать, но не успел. Я ткнул ему локтем в солнечное сплетение, и он брякнулся на спину, ловя воздух широко раскрытым ртом. Как рыба на берегу. Или может жаба? На земноводное он похож больше.
Второй брат — по виду старший — лежал в сапогах на заправленной кровати и почёсывал голый живот.
— Тебе чего?
— Где Доминика?
— А хрен её знает. Шляется.
— Здесь была?
— Была б, заставил картошки сварить — жрать хоцца. Ты ей кто? Жених что ль?
— Сволочь он, — подал голос с крыльца отдышавшийся Жорик. — Меня побил.
— Это ты зря сделал, — насупился старший брат, поднимаясь с кровати. Из-за голенища кирзового сапога достал длиннющий нож-свинокол. Я выдержал его свирепый взгляд и полюбопытствовал:
— Хочешь без зубов остаться или яиц?
Он поверил, изменился в лице:
— Я — картошки почистить. Сходи за фунфырём — рубанём по-родственному. А Домна придёт, куда ей деваться.
На улице Билли посоветовал:
— Сходи на кладбище.
И то верно. Знать бы, где оно. Но язык, как говорится…. И мне подсказали.
Марково село небольшое, но видать старинное — могилок больше чем домов раз в десять. И новых, и забытых.
Бродил, бродил, наткнулся.
Сидит на корточках перед крестом — старушка не старушка, девушка не девушка — в ситцевом сарафане и чёрной косынке.
Она, не она? Что сердце-то подсказывает? Молчит, болезное.
— Доминика.
Оглянулась.
Она! Сердце прыгнуло из груди. Билли, лови — упорхнет!
— Вы кто? — девушка поднялась, с тревогой огляделась.
— Меня зовут Алексей Гладышев. Я частный детектив. Ваша сестра Вероника Седова поручила разыскать и привезти по возможности.
— Вероника жива? Где она?
— В городе Т-ске. Вас что-то держит здесь?
— Нет. Мне надо вещи забрать.
— Идёмте.
Доминика пошла, чуть приотстав.
Нет, не верит, опасается. Зачем про детектива ляпнул? Сейчас потребует удостоверение и — приплыли.
— Тётя Полина сказала, что сестра умерла в больнице.
— Полина или Прасковья?
— По паспорту Прасковья, но хотела, чтоб её Полиной звали.
— Амбициозная у вас тётка, только соврала она или не знала. Веронику выходили врачи. Сейчас она в детском доме, заканчивает одиннадцатый класс, мечтает об университете. У вас как с образованием?
— Начальную закончила в нашем селе, а потом училась в средней школе в райцентре. Жила в интернате, а на выходные приезжала к Татьяне Ивановне. В одиннадцатый класс не пришлось пойти — слегла мама Таня. Всю осень и зиму проболела. Лежала, а я за ней ухаживала. Весной на ноги поднялась. Думали, отпустило. А утром встаю — она на крылечке мёртвая.
— Вещи твои в её доме? Собери, я попробую с машиной договориться.
Мужичонка с брюшком сидел во дворе на колоде, забавляясь с барбосом. Поднялся нам навстречу.
— Надумали покупать?
— Нет, уезжаем. Добросите на жеде станцию? Плачу двойным тарифом.
— Штука.
— Сговорились.
— Кто она тебе? — кивнул вслед поднявшейся в дом Доминике.
— Возлюбленная.
— Не молода?
— Дело исправимо.
— Действительно, годы летят…. Пойду хозяйке доложусь.
Вернулся в камуфляжной жилетке и с чемоданом Доминики. Поклажа оказалась в багажнике, а мы с Никушей на заднем сидении серебристого "Субару". Девушка переоделась и стала походить на девушку.
Прокатились селом.
— Что это? — Доминика притиснулась к окну.
Несколько деревенских кумушек толпились у дома Быструшкиных.
— Тормозни, — попросил водителя и Никуше. — Сейчас узнаю, а ты не выходи.
Подошёл к старушкам.
— Что здесь происходит?
— А вот, браты девку сильничают.
Из раскрытых окон и двери неслись женские вопли:
— Люди добрые, помогите! Ой, не надо! Ой, больно!
— Так что ж вы смотрите? — возмутился.
— А попробуй, сунься.
Я сунулся. Но едва ступил во двор, на пороге дома показался Жорик с двустволкой в руках.
— Какого хрена? А, родственник. Беги за фунфырём, а то мы Домну насмерть задрючим. Стой! Куда? Я не шучу, паря. Щас пальну прямо в хайло.
Первый выстрел пронёс дробь над моей головой, но я шёл, не останавливаясь.
— Гад! — заорал Жорик и разрядил ружьё в моё лицо. Он был уверен, что убъёт и снова сядет. И не хотел убивать, а ещё больше не хотел на зону, но не стрелять не мог — пропащая натура.