Вера Малахова - Жизнь обреченных на смерть
До сих пор Мина не позволяла себе вернуться к той боли, что пережила в ночь гибели Чано. Она боялась не справиться, и вновь оказаться в той кромешной, пугающей пустоте.... Она боялась, что на этот раз останется там навсегда.
Ее взгляд упал на землю, где нежным зеленым светом серебрился цветок фаргоса.
Сначала Мина не поняла, почему свет цветка такой слабый, почти затухающий.... И только протянув к нему руку, девушка увидела, что цветок надломлен. Он лежал на земле и его свет становился все более слабым. Взяв в руки умирающий цветок, Мина, обратилась к свернувшейся в ней силе, и попыталась вдохнуть в него жизнь. На мгновение засияв ярким, режущим глаза светом, фаргос снова стал терять силу, его жизнь гасла ошеломляюще быстро. Будто оплакивая гибель цветка, сад встревоженно зашумел. Мина встала. Осыпающиеся осенние листья, нежно касаясь ее лица, падали на землю. Понимание пришло как-то само-собой. Это умирал не фаргос, это умирала любовь.... Ее любовь к Чано.... Внезапно на ветке, прямо над ней раздалась свирель певчей птицы. Мелодия была такой печальной, светлой, она словно прозрачной серебряной нитью окутывала Мину, заставляя кровь в ее жилах бежать медленнее, останавливая бешеный стук сердца. Ветер осушил слезы на ее лице, несколько листьев, застряв в волосах, кокетливо щекотали кожу. Боль ушла, все осталось в недавнем, но таком далеком прошлом. Погасла последняя искорка света в бутоне цветка и Мина почувствовала, как осталась одна. Умолкла птица, затих плач сада, мягким туманом ковра расстелился по земле ветер. Все стихло. Она осталась одна. Одинокая слеза заскользила по щеке. Но это слеза была не по ушедшей любви, не по умершим мечтам, а по той части ее собственной души, которую в ту ночь вытеснила пустота, навечно оставшись с Миной. Девушка снова села среди выступающих над землей корней деревьев. И погрузилась в воспоминания, которые уже не приносили такой изнуряющей боли.
Джинни устало рухнула на стул. Это было уже пятое заведение, которое они с Дэймоном посетили за сегодняшнюю ночь, и она была вынуждена признать, что друг Яго знает толк в развлечениях. Кто бы мог подумать, что душка Дэймон способен так безбашенно отрываться. Теперь она понимала, почему об их похождениях с Яго столько говорили. За прошедшую ночь, они танцевали, стреляли из лука, метали ножи, пели дуэтом на конкурсе любителей парного пения, жарили мясо на вертеле под открытым небом на празднике молодого вина, прыгали с моста в реку и даже украли у какого-то заночевавшего на окраине рынка фермера поросенка, запустив его в огород Кейсара Шагрин. Она была готова молить о том, чтобы отправиться домой, но Дэймон уговорил ее на чашечку горячего шоколада на террасе с видом на реку, чтобы встретить рассвет. Отказаться от такого было просто невозможно! Когда Дэймон пришел с двумя чашками сливочного горячего шоколада, солнце только начинало, кокетливо жмурясь в задержавшихся ночных тучках, подниматься из-за линии горизонта. Это был удивительный финальный аккорд прогулки.
- Устала? - глядя на восходящее солнце с открытой и почти счастливой улыбкой спросил Дэймон.
- Оно стоило того. Ты умеешь развлечь девушку.
- Мои юношеские годы, проведенные в обществе Яго, были полны подобных и куда более зажигательных ночей. Так что, мне было, у кого учиться.
- Расскажи мне что-нибудь такое... ммм... пикантное, о ваших проделках, хочу знать, на что вы были способны в юности.
- Не рано ли ты списываешь нас со счетов? Мы и сейчас способны на многое.
- Это я уже поняла, но все же!
- Только баш на баш, ты мне, я тебе, - лукаво улыбнулся Дэймон.
- Идет!
- Только я не хочу знать, ничего о твоих проделках. Я хочу знать твою тайну, о которой ты никогда никому не говорила! Хочу знать, что ты хранишь в этой маленькой коробочке, обладательницей которой являешься.
- Ну, есть у меня такая тайна и я готова тебе ее рассказать.
- Не боишься, что я смогу использовать ее против тебя?
- А ты и не сможешь. Моя тайна довольно безобидная, но сокровенная.
- Можешь не продолжать, я готов на все, что угодно, лишь бы услышать ее.
- Тогда ты первый.
- Хорошо! Однажды мы с Яго напились до потери чувства реальности, уже подступало утро и нас, как обычно, потянуло на подвиги. В свойственной нам манере, мы решили исполнять желания друг друга. Яго был первым, он должен был изобразить на дороге умирающего и убедить первую проходящую мимо женщину, что он заколдован и только поцелуй незнакомки может спасти его от смерти. Когда первой на улице появилась чопорная бабулька идущая на рынок за свежим молоком, Яго был готов сбежать, но я был беспощаден. Когда через двадцать минут слезных убеждений наш друг получил свой заветный поцелуй, он был готов порвать меня на части за такое пожелание! И как всегда, богато одаренный фантазией Яго отличился. Он сказал, что я должен пробраться в дом Кейсара Гастона и сорвать поцелуй с уст его любимой ведьмы-жены. Мысль поцеловать престарелую супругу вашего Кейсара не сильно меня вдохновляла, но перспектива оказаться убитым на месте ее супругом радовала меня еще меньше. Но правило игры надо было соблюдать, а я был юн и безмятежен. Как я прокрался в спальню Кейсара Гастона, я не понимаю до сих пор! Как сейчас помню, когда я подошел к их кровати, у меня сердце выпрыгивало из груди. Когда же я увидел, что в постели с Кейсаром лежит молодая красавица я в конец растерялся, потому что по моим сведениям жене Гастона должно было быть глубоко за семьдесят. И вдруг эта красавица открывает глаза, смотрит на меня в ужасе и не может от страха даже ничего сказать. А я такой спрашиваю ее шепотом,
- Простите за беспокойство, но вы не подскажите, где я могу найти супругу Кейсара Гастона?
А она, еще больше испугавшись, отвечает.
- Это я.
А я ей говорю, - прошу нижайше меня извинить, но жизненные обстоятельства складываются так, что мне чрезвычайно необходимо вас поцеловать. Можно? - Как она на меня посмотрела, я никогда не забуду. Похоже, она решила, что я какой-то безумно влюбленный в нее поклонник. В ее взгляде было столько сочувствия! И, похоже, из чувства сострадания она только согласно кивнула. Когда, поцеловав одну из самых прекрасных женщин в мире, я поблагодарил ее за беспрецедентную доброту и уже покидал их спальню, в спину мне полетел увесистый предмет, коего я в темноте не разглядел, и вопль "ну, что за семейство Д'Артуа, что отец, что сын ни стыда ни совести". Когда я выбрался за пределы поместья Кейсара Гастона и к своему изумлению обнаружил, что еще жив, я сам в это не поверил. А когда ко мне утром в комнату зашел мой отец с единственным вопросом "это правда", я и сам не мог с уверенностью сказать, что это было реальность или плод моего воспаленного алкоголем воображения.
