Робин Хобб - Убийца Шута
Они оба уставились на меня. Я попыталась улыбнуться, но мои губы раздвинулись слишком широко. Из чайника шел пар. Он сворачивался, поднимался, извиваясь и приобретая новые очертания. Скручиваясь, как змея в море или дракон в полете. Я попыталась проследить за ним, но он уже рассеялся.
- Ее фантазии очаровательны, - сказал где-то Риддл, наливая чай в мою чашку. Я смотрела, как мед стекает с ложки в чашку, потом перемешала его, и мед с чаем слились воедино. Я позволила своим мыслям вихриться вместе с медом. Мужчины разговаривали, а я некоторое время просто существовала.
- Оденься потеплее, Пчелка, - сказал отец. Я моргнула. Их тарелки были пусты. Я вспомнила, что мы поедем в снег в Дубы-над-Водой. На рынок. Зимний Праздник. Сегодня отец и Риддл впервые увидят меня верхом на Присс. Внезапно мне захотелось, чтобы Персиверенс поехал с нами. Осмелюсь ли я попросить о такой странной услуге?
Я уже была готова встать, когда появились Шун и ФитцВиджилант, чтобы присоединиться к нам. Писарь казался пораженным, увидев наши пустые тарелки.
- Мы опоздали? - удивленно спросил он, и я поняла, что отец рано пригласил меня к завтраку.
- Нет, мы рано позавтракали. Наслаждайтесь трапезой и хорошего вам дня. Нас сегодня не будет, мы поедем на рынок и увидимся с вами вновь ближе к ночи.
- Рынок! Какая удача! Я опасалась утомительного дня. Я быстро перекушу и присоединюсь к вам. - Шун засияла при этой мысли.
Ее мысли как будто были заразны и писарь вторил ей.
- И я, если можно! Признаюсь, что собирался в спешке и забыл привезти теплые вещи, которые могут мне здесь понадобиться. Интересно, есть ли на рынке восковые дощечки? По мере обучения моих учеников, хочу обеспечить такими каждого из них.
У меня сжалось сердце. Это был наш день, день обещанный мне. Конечно, отец отстоит его. Он взглянул на меня, но я потупила глаза. Спустя мгновение он проговорил:
- Разумеется, если вы этого хотите, мы можем немного повременить.
Мы задержались на все утро. Шун вела себя так, будто впервые услышала о поездке, но я была уверена, что она все знала из сплетен слуг и просто вздумала пригласить саму себя. Но она явилась к завтраку, вырядившись в праздничную одежду. Это значило, что она в любом случае не смогла бы быстро приготовиться к отъезду. Нет. Она нетерпеливо металась, завивала волосы, перемерила дюжину сережек и ругала свою горничную, которая не заштопала и не приготовила жакет. Все это я узнала, потому что дверь ее покоев оставалась открытой и звуки ее полного недовольством голоса разносились по всему коридору, достигая моих комнат. Я опять прилегла на кровать, ожидая, пока она будет готова, и задремала. И снова провалилась в свои противоречивые сны. Когда отец пришел за мной, я чувствовала себя отстраненной. Я нашла шаль и последовала за ним к громоздкой повозке, которая должна была отвести нас в город. Леди Шун выбрала юбки, которые пришли бы в негодность от верховой езды.
Отец махнул рукой вознице и сам вскарабкался на козлы, взяв поводья и подав мне знак сесть рядом. Лошадь Риддла и его вьючный мул были привязаны к задку повозки и шли следом. Сам он забрался к нам. Так я хотя бы смогу впервые ехать рядом с отцом и смотреть, как он правит упряжкой, а не слушать пустую болтовню Шун. Я повернулась к конюшне в тот момент, когда Персиверенс выводил Присс на прогулку. Он кивнул мне, и я наклонила голову в ответ. Нам удалось найти время лишь для одного урока верховой езды с тех пор, как начались уроки в классе. Я надеялась, что сегодня отец будет гордиться моими навыками верховой езды. А Шун все испортила!
Но, даже несмотря на это, я наслаждалась поездкой. ФитцВиджилант и Шун втиснулись в заднюю часть фургона среди рассыпанных подушек, ливрей и одеял. Я слышала, как она рассказывала о великолепной карете, которой владела ее бабка, полностью обитой кожей и с бархатными шторами на окнах. Мне было тепло сидеть между отцом и Риддлом. Над моей головой они вели скучные мужские разговоры. Я наблюдала за падающим снегом и развевающимися лошадиными гривами, слушая скрип телеги с глухим перестуком копыт. Я погрузилась в своего рода сон наяву, который был полон снежного сияния и уносил меня все дальше и дальше. Проснулась я лишь когда мы подобрались к торговому городку. Сначала деревья сменились открытыми полями, с раскиданными по ним сельскими домиками. Потом мы стали видеть все больше домов и небольших поместий, и наконец, въехали в сам город, полный торговцев, крепких домов и гостиниц, сходящихся к открытой площади. А от блестящего жемчужного тумана надо всем этим хотелось протереть глаза. Падающий снег рассеивал зимний свет и казалось, что заснеженная земля сияет, как небо над головой. Я чувствовала, будто я плыву. Это было замечательное ощущение. Мои щеки, нос и руки замерзли, но в остальном мне было тепло находиться между двумя мужчинами и слушать их глубокие веселые голоса. Перед Зимним Праздником на столбах были развешаны гирлянды и фонари, а нарядная одежда торговцев и простого люда создавали праздничную атмосферу. Венки из вечнозеленого дерева с коричневыми шишками вместе с голыми ветвями с красными или белыми ягодами, украшали и оживляли двери и окна. Богатые заведения вешали крошечные колокольчики среди кедровых веток, и они мягко позвякивали на ветру
Отец натянул вожжи рядом с конюшней и бросил монетку мальчику, чтобы тот присмотрел за нашей упряжкой. Он спустил меня на землю вслед за собой, пока Шун и ФитцВиджилант выкарабкивались из задней части повозки. Отец взял меня за руку и воскликнул, что она очень холодная. Его рука была теплой, а стены Скилла подняты в достаточной степени, чтобы я могла стерпеть его прикосновения. Я улыбнулась ему. Падал снег и свет окружал нас.
Мы пришли на городскую площадь. В центре росли три огромных дуба и молодые деревца остролиста со свежими колючими листочками и ягодами. На этой площади, казалось, возник новый город. Коробейники и лудильщики подвезли свои телеги и с козел продавали кастрюли, свистки, браслеты, которые лежали на подносах и поздние яблоки и орехи в корзинках. Здесь было столько всего, что у нас разбегались глаза. Мы миновали людей, одетых в меха и яркие плащи. Столько народу и я никого из них не знаю! Это так не похоже на Ивовый Лес. Некоторые девушки надели венки из остролиста. До Зимнего Праздника оставалось еще пара дней, но уже висели гирлянды и играла музыка. Один мужчина жарил и продавал каштаны.
- Каштаны, каштаны, с пылу, с жару! Каштаны, каштаны прыгают в горшке.
Отец наполнил ими для меня свою перчатку. Я обняла ее одной рукой и стала чистить их, отделяя сверкающие скорлупки от сливочных орехов.
- Мои любимые! - сказал Риддл и стащил один. Он шел рядом со мной и рассказывал о Зимнем Празднике, каким он его запомнил еще будучи мальчишкой в маленьком городке. Думаю, он съел столько же каштанов, сколько и я. Две хихикающие молодые девушки в венках из остролиста прошли мимо нас. Они улыбнулись Риддлу, и он улыбнулся им в ответ, но потом покачал головой. Они громко засмеялись и, взявшись за руки, побежали в сторону толпы.
Сперва мы зашли в шорную мастерскую, где отец с недовольством выслушал, что его новое седло еще не готово. Только когда мастер подошел измерить длину моих ног, а затем покачал головой, сказав, что надо подрегулировать седло, я поняла, что оно предназначалось нам с Присс. Он показал мне клапаны, на каждом из которых была высечена пчела. Я была так поражена, что, думаю, заставила отца порадоваться так, как если бы седло было уже готово. Он пообещал, что мы вернемся на следующей неделе вместе с лошадью, и я смогу сразу примерить его. Я ни слова не могла вымолвить, пока мы не оказались снаружи. Тогда Риддл спросил меня, что я думаю о пчелах, и я честно ответила, что они очень мне нравятся, но я бы предпочла вместо них оленя, изготовившегося к бою. Отец выглядел изумленным, а Риддл рассмеялся так громко, что люди стали оглядываться и пялиться на нас.
Мы останавливались еще в нескольких магазинах. Отец купил мне ремень из красной кожи, на который были вырезаны цветы, и роговой браслет с очаровательными цветами, а еще маленькое пирожное с изюмом и орешками. В одном магазине мы купили три шарика белого мыла с ароматом глицинии и мяты. Очень тихо я поведала отцу, что хочу что-нибудь привезти для Керфул и Ревела. Ему понравилась эта мысль. Он нашел пуговицы, сделанные в форме желудей и спросил, понравятся ли такие Керфул. Я была не уверена в этом, но он их купил. С Ревелом было сложнее. Но увидев женщину, продающую карманные платки, окрашенные шафраном, бледно зеленым и небесно-голубым, я спросила отца, не можем ли мы купить по одному каждого цвета. Отец удивился моей уверенности в том, что подарок понравится Ревелу, но у меня не было никаких сомнений в этом. Хотелось бы мне найти в себе смелости, чтобы попросить купить подарок и для Персиверенса, но я постеснялась даже сказать отцу его имя.
