Тимур Литовченко - Власть молнии
Разгадать их замысел было нетрудно. Печальный опыт первого покушения наглядно показал, что решить дело одним лишь внезапным нападением нельзя, «проклятых колдунов» врасплох не застанешь. Нужна «своя рука», предатель в доме! А тут ещё лекарь Андрей переселился к воину Давиду — видимо, чтобы сподручнее было вершить поганые колдовские делишки, направленные на защиту выскочки Данилки. Вот удача!
Когда стало ясно, кого именно из слуг суздальцы наметили для подкупа, Карсидар основательно поговорил с «избранниками», проинструктировал их, как себя вести, чтобы не возбудить подозрений, в частности велел запрашивать цену вдвое-втрое выше первоначально предложенной. Слуги охотно повиновались. А позавчера они передали хозяину сонное зелье, которое должны были подсыпать в еду.
Злоумышленников схватили в самый последний момент, чтобы весть об аресте четверых суздальцев не успела распространиться. Точная дата начала штурма была известна вот уже больше недели — с помощью мгновенных перемещений Карсидар регулярно совершал вылазки на левый берег и прослушивал мысли татарских военачальников (а в последний раз, никем не замеченный, даже побывал в ставке самого Бату). Теперь оставалось не спугнуть татар, чтобы они начали переправу по заранее намеченному плану. Читрадрива битый час внушал Тихону картину убийства, которое так и не произошло в действительности; затем суздальцу прострелили плечо и выпустили его из города. (Затея с ранением была рискованной, по дороге он мог истечь кровью, но с другой стороны, раненного будут меньше расспрашивать, а значит, менее вероятно, что в его рассказе обнаружат несоответствия и заподозрят какой-то подвох). Остальных злоумышленников держали у основания стены связанными на случай, если первый «вестовой» не достигнет цели.
Но повторять попытку не пришлось, обман удался с первого раза, о чём свидетельствовала убегающая вдаль цепочка сигнальных костров. Вскоре они вернутся морем факелов, поэтому нужно поспешить. Читрадриве предстоит подняться на высокую кручу, чтобы оттуда обозревать всё русло Днепра, а у Данилы Романовича своя дорога — к собравшимся на набережной отрядам, которые должны принять первый удар. Главные же силы русских войск на правобережье были сосредоточены у Копырева конца и на подступах к Новому Городу, а в некотором отдалении затаились засадные полки, которым велено было не вмешиваться в сражение вплоть до особого сигнала. Далеко на севере и на юге через Днепр переправились две стотысячные дружины, чтобы ударить по татарскому войску на левом берегу. А на Тугархановой косе засела «коновальская двухсотня» Карсидара.
В самом Киеве остался лишь немногочисленный гарнизон, городское ополчение, да был ещё союзничек — весьма ненадёжный, но очень влиятельный… Только бы проклятый упрямец не подвёл!
Митрополита они уламывали втроём и потратили на это весь вчерашний день. Точнее, говорил один государь, а Карсидар с Читрадривой лишь старались мысленно создать атмосферу благожелательности. Однако Иосиф мигом заподозрил неладное, едва Данила Романович попросил его обратиться ко всему люду с призывом начать с раннего утра молиться Святой Богородице о защите и заступничестве за киевлян и за всю Русь.
Митрополит прищурившись спросил, с какой стати это делать, если праздник Покрова Богородицы давно уже прошёл, а впереди Третья Пречистая? Ведь именно Покров Богородицы есть символ её заступничества за Русь, а никак не Введение во храм…
«Что поделаешь, отче, высшая защита понадобилась нам не в листопаде, а в студёном месяце», — ответил Данила Романович и неосмотрительно покосился на Карсидара.
Митрополит мигом вышел из себя. Он принялся вовсю орать, что государь Русский радеет не о защите Божьей, а о жалком заступничестве присутствующих здесь поганых колдунов Хорсадара и Дрива, которые в душе по-прежнему остались богомерзкими поганцами, несмотря на принятие святого крещения, и более всего нуждаются в тяжкой епитимьи вместе с отступником государем, прикрывающим их колдовские дела.
«Одного не уразумею я жалким своим умишком, — спокойно сказал Данила Романович, когда митрополит выдохся. — Ежели воин Давид и лекарь Андрей в самом деле остались поганцами, то как они не рассыпались в прах от святой воды, от купания в крестообразной полынье или от прикосновения к Писанию? Почему Андрей ночи напролёт проводит в чтении Священных Книг? И как вообще они приняли крещение? Здесь что-то не так».
Иосиф не сдавался, но в итоге вся его аргументация свелась к тому, что нечистый ужасно хитёр, и если чёрт не знает, как выкрутиться, то начинает Богу молиться.
«Значит, и в лоно Святой Церкви могут втереться нечистые духи?» — удивился Данила Романович.
Митрополит подтвердил, что так — ради искушения и совращения с пути истинного Божьих овец могут.
«Выходит, проклятый сатана сильнее Бога? Ты начто богохульствуешь?!» — Государь изо всех сил хватил по ручке престола, на котором сидел, и в негодовании вскочил.
К своему удивлению, Карсидар и Читрадрива почувствовали, что Данила Романович перестал играть, и гнев его неподдельный.
Иосиф задрожал, поняв, что дискуссия приняла опасный для него оборот, и осторожно ответил: сатана не сильнее Бога, но сильнее людей.
«Так ты говоришь, лукавый сильней тебя и в состоянии обольстить самого митрополита Киевского?» — прищурившись, спросил Данила Романович.
Иосиф растерялся и, сбиваясь, залепетал совершеннейшую чепуху. Он так и не смог толком ответить, в состоянии сатана обольстить его или нет. Государь успокоился и сказал:
«Значит, если сатана не в состоянии превозмочь митрополита, чего ж тебе бояться? Поступи по-моему, вот и всё! Если то, что мы задумали, исходит от духа нечистого, ужель его мерзкие деяния могут свершиться во время моления тысяч правоверных христиан, тысяч монахов по всем святым монастырям и церквам во главе с тобой?! А ежели лукавый сильней тебя, заявляю: ты, батюшка, в данный миг ослеплён им, обольщён и не желаешь принять Божью помощь, ниспосланную с Небес нашей многострадальной земле».
Читрадрива по достоинству оценил ловкость, с которой Данила Романович загнал митрополита в двойную ловушку. Теперь Иосифу приходилось выбирать между оскорблением Бога и признанием собственной никчемности. И пока митрополит убито молчал, государь заговорил благосклонно, почти ласково. Как бы между прочим он напомнил о своём обещании вытребовать у патриарха Константинопольского патриарший чин для Иосифа, если Русь остановит нашествие ордынцев.
Митрополит в конце концов сдался. Читрадрива и Карсидар следили за его мыслями, как и за мыслями государя, поэтому не сомневались: Иосиф убедил себя поверить в то, что Бог, его архангелы и святые ниспошлют чудо, если их о том хорошенечко попросить. На всякий случай митрополит решил молить о заступничестве не одну Деву Марию, но всех-всех, начиная от Иисуса Христа и кончая самым незначительным святым угодником.
