Светлана Гольшанская - В доме Охотника
— Когда она проснется, не говори, что я провел с ней ночь и не разрешай ходить в мою комнату. Не хочу, чтобы она видела меня таким.
— Ой, дурак! — безнадежно махнул рукой Финист и ушел.
1
Глава 18. Испытание третье: найди силу в слабости
Едва добравшись до каморки, Герда почувствовала озноб. Быстро сняв с себя мокрую одежду, она забралась в постель, укрылась одеялом и теплым пледом. Сон сморил, как только голова коснулась подушки. Через час стало жарко — камин что ли затопили? Герда скинула с себя одеяло и плед. Тело покрыла горячая испарина, голова закружилась, а разум провалился в раскаленное добела марево. Она стонала. Послышался стук двери и быстрые шаги. Прохладная ладонь коснулась лба. Кто-то что-то спрашивал. В ушах звенело. Она не могла разобрать слов. Смертельно хотелось спать. Но надоедливый гость не желал оставлять ее в покое. Вскоре раздались еще шаги. Тихо переговаривавшиеся голоса. Открыли рот и влили что-то горькое и горячее, обмыли потное тело тряпкой. Стало немного легче. Снова пришел сон.
Иногда Герда просыпалась и чувствовала чье-то присутствие. Снова давали горячее питье, кормили жидкой кашей, потом она засыпала, и кто-то неустанно держал ее за руку. В бреду виделось странное, почти реальное, но все же подернутое болезненной пеленой. То она падала в полынью. Бурное течение подхватывало и несло под лед. Но черный всадник хватался за нее и упорно тащил обратно. Мышцы на натягивались, зубы скрежетали, что-то внутри хрустело и надрывалось. Но он продолжал бороться со стихией, тянул Герду к себе, словно она была его жизнью. Течение побеждало. Так и не разжав рук, всадника уносило под лед вместе с Гердой. Обжигающе холодная вода заполняла легкие. Все вокруг меркло в темной дымке.
То Герда сражалась с Ловцом, ловко фехтуя изящным легким мечом. То на ее месте оказывался Охотник, целая дюжина Ловцов окружала его, а следом шла непроглядная черная мгла и с шипением выпускала похожие на острые пики щупальца. То Герда видела бьющегося в агонии Финиста с гниющей раной на спине. И Защитника Паствы из иллюзии Дугавы, который, запрокинув голову в экстазе, вдыхал клубившуюся над ним тьму. А потом боль разрывала внутренности яростными толчками, боль заполоняла все вокруг. От судорожного напряжения было не продохнуть. Но вскоре наступало облегчение. Ослабнув, Герда поворачивала голову и встречалась взглядом с Николя, сломленным и виноватым. Она протягивала к нему руку, но та проходила сквозь него, захватывая пустой воздух. Николя печально улыбался, по его щекам катились крупные слезы. Он не вернется, это — конец.
Придя в себя, Герда никак не могла понять, сколько времени пролежала в бреду. На стуле рядом раскачивался Финист. Он уткнулся в книгу, на обложке которой было написано «Тактика и стратегия скрытной войны», и ничего не замечал. На тумбочке сбоку в маленькой вазочке стоял пышный букет из первоцветов: фиолетовой печеночницы, желтой мать-и-мачехи, бледно-лилового прострела, голубых пролесок, розовых и синих медуниц, красных ветрениц и белых подснежников. За окном ярко светило солнце и щебетали соловьи. Лето разгоралось вовсю.
— Ты проснулась! — обрадовался Финист, оторвавшись от книги. — Заставила же ты нас поволноваться! Целых три дня жар сбить не могли.
— Я спала три дня? — удивилась Герда. Язык с трудом ворочался во рту. Голова все еще немного побаливала.
— Три? Нет, неделю. — Она испуганно выдохнула. — Ну да неважно это. Главное, ты выздоровела. Я боялся, что потеряю тебя, не успев даже прощения попросить.
— Опять? За что на это раз?
Финист смутился резкому тону.
— Я был никчемным учителем и еще худшим другом. Это из-за моей глупой выходки ты заболела. Я понимаю, что недостоин ни тебя, ни твоего прощения.
— Не надо так говорить. Я ведь тоже была неважным другом в последнее время, — ответила Герда. — Игнорировала твои чувства, лезла в голову…
— Да, насчет этого… Я сам виноват. Как твой учитель, я с самого начала должен был объяснить, что не следует читать людей без спроса. Это сравнимо с тем, как я вломился в комнату Николя и читал его письма. Подло и бесчестно.
Герда потупилась и кивнула. Она бы сама могла догадаться, просто чтение мыслей так увлекло, что она предпочла не думать, насколько это честно. У всех есть право на секреты и слабости. Она не должна была подслушивать.
— Я понимаю. Прости меня.
— Я же сказал — в этом нет твоей вины. Ты не знала, а я не предупредил, потому что игнорировал свои обязанности. Но теперь я решил измениться. Вот. — Он указал на стоявшие в вазе цветы. — Собрал их для тебя. И вот. — Постучал пальцем по обложке книги. — Тоже решил почитать. Очень интересно. Теперь я понимаю, почему ты их так любишь.
Герда слабо улыбнулась, со страхом ожидая, что дальше последует дурацкий комплимент. Но этого не случилось. Финист молча смотрел и ждал, когда ответит она сама.
— Очень красивые цветы, спасибо. И книга… ты молодец. Я рада, что твоя одержимость мастером Николя прошла. Вы помирились?
— Да… Не без помощи мастера Ноэля, конечно. Николя мне все объяснил и даже пообещал, что проведет экзамен, как только ты поправишься.
— Экзамен? Как? — ахнула Герда. — Но я ведь совсем не готова.
— Ты прекрасно готова, не переживай. Я в тебя верю.
Она потупилась. Снова воцарилось гнетущее молчание.
— А он ко мне заходил, мастер Николя? — Спрашивать у Финиста было неучтиво, но… Николя волновал Герду больше всего, и она ничего не могла с собой поделать.
Финист покосился на дверь и заговорил уж очень неловко:
— Он занят. Крысы. Проповедник вернулся. Горожане волнуются и все такое.
Герда отвела взгляд и невидяще уставилась в окно.
— Не переживай так. Думаю, он к тебе еще заглянет, — подбодрил ее Финист.
Только тогда она поверила, что он изменился. Следующие дни оборотня было просто не узнать. Он стал такой чуткий, заботливый: слушал гораздо больше, чем говорил, следил за своими словами и изо всех сил старался поднять ей настроение. Они много занимались: призывали крыс, повелевали птицами — все, что можно было сделать, не выходя из комнаты. Финист даже согласился, чтобы Герда прочитала его мысли. С его разрешения делать это оказалось куда проще. В книгах говорилось, что пользоваться телепатией легче, если положить руки человеку на голову, закрыть глаза и представить черный тоннель, по которому путешествуют яркие всполохи. Догонишь один — услышишь, что человек думает. Но иногда их попадалось так много, что они мешались и перекрикивали друг друга, не позволяя ничего разобрать. Самое сложное было отделить бессмысленные волнения и впечатления от действительно важных вещей. Удавалось далеко не всегда, особенно если чтение становилось более глубоким, когда необходимо было пробираться в закоулки чужого сознания. Требовалось выудить из потока единственную нужную мысль, ответ на вопрос, который Герда с Финистом заранее обговаривали.
