Светлана Гольшанская - В доме Охотника
Ненавижу Безликого. Ненавижу свое ремесло. Ненавижу компанию. Ненавижу Голубых Капюшонов. Ненавижу наших дедов. И все то, что нас разделяет. А больше всего ненавижу себя, потому что не смог сказать это, пока ты меня слушала. Я никогда и никого не любил так сильно, как тебя сейчас. До дрожи в коленях. До зубовного скрежета. До рвущегося из груди сердца. Не думал, что смогу чувствовать так глубоко. Как же больно! Словно отмороженную руку в кипяток засунуть. Но это единственное, о чем я не сожалею теперь. Лучше умереть в яркой вспышке, чем всю жизнь прозябать во тьме. Люблю тебя, родная. Люблю до смерти. И даже после нее.
Так бери же все, что у меня есть. Тебе эта жизнь нужнее, чем мне. Ты еще сможешь найти свое место. А мое горе и боль пускай сотрутся в этой агонии. Пускай все, что я есть, раствориться в тебе, станетпесчинкой в твоей душе, живущей тобой, твоим дыханием, твоим счастьем. Вместе. Всегда».
По телу растекалась болезненная тяжесть, конечности сковывало параличом, голова гудела и наливалась жаром. Внутри глухо ухала пустота. Кажется, действительно конец. Даже сделать вдох сил не осталось. Не жаль. Отчаянно захотелось взглянуть в любимое лицо, запечатлеть его на холсте памяти черточка за черточкой в самый последний раз. Но Николя не успел. Словно хлипкий деревянный мост под ногами сломался, и он с головой рухнул в непроглядный омут.
* * *В комнате царил полумрак. Солнечный свет с трудом пробивался сквозь тяжелые гардины. Дышать было тяжело от стоявшей столбом пыли. За притворенной дверью раздавались приглушенные голоса. Николя не мог разобрать слова, но был уверен, что говорят о нем. О том, что жизни в нем осталось всего на пару вздохов. Нужно попросить, чтобы на погребальном костре его сожгли рядом с Гердой, а руки их обвязали веревкой. Тогда на том берегу их, связанных, уже ничто не разлучит. Герда. Нужно заглянуть ей в лицо.
Николя с трудом заставил себя пошевелиться. Ее рядом не оказалось. Не удержал. Змейкой ускользнула сквозь пальцы. По щеке прокатилась одинокая слеза. Прочистила взор. То была не его комната. И этих голосов Николя тоже не знал. Он умирает в чужом доме. Под скорбный шепот чужих людей. Впрочем, какая разница?
Дернулась гардина. Дрогнуло стоявшее напротив окна тусклое зеркало. Николя повернул голову. Внутри шевельнулась тень. Демон? Ловец? Голубой Капюшон? Преодолевая боль, Николя поднялся и на негнущихся ногах поковылял к зеркалу. Стер пыль рукавом, пристально вгляделся в собственное отражение и обмер. Кожа на его лице плавилась будто от пылавшего в голове пламени, покрывалась струпьями, чернела и осыпалась пепельной крошкой. Из-под нее, как из-под облезшей маски, проглядывали чужеродные, нечеловеческие черты. Галлюцинация? Сумасшествие? Одержимость? Все не то. Он знает ответ. Всегда знал. Страх тошнотворным комком подступил к горлу и вырвался наружу иступленным воплем.
* * *«До чего жалкое зрелище! — насмехался Безликий, а потом, кривляясь, заговорил приторно-томно: — Ах, как я ненавижу весь этот жестокий мир! Ах, как я люблю твои тоненькие пальчики, моя ненаглядная Герда! И поэтому мы умрем с тобой в один день, а все остальное пускай летит демонам под хвост. Пакость! Ты же не безусый юнец, чтобы подобную чушь нести. Даже птичий болван бы до такого не додумался!»
Николя зашипел и широко распахнул глаза. От сочившегося из окна яркого утреннего солнца хлынули слезы. Он снова лежал на слишком тесной для него кровати. Грудь щекотало теплое дыхание. Герда спала. Живая! Николя ласково провел рукой по пушистым волосам.
«Жаль, что бедняжку понадобилось довести почти до смерти, чтобы ты сознался в своих чувствах. Ладно, с большой натяжкой и второе испытание пройдено. Живи… пока».
«Нет, погоди! — взмолился Николя. — Не надо больше испытаний. Я все понял. Ты не слышал? Я готов исполнить любую твою волю».
«Уволь меня от неискренних клятв и пафосных речей. На них только такой простофиля, как Ноэль, купиться может. Но я-то знаю твое трусливое нутро. Как только она проснется, ты забудешь обо всем, что здесь наговорил. И ничегошеньки не изменится. Нет, полумерами ты не отделаешься. Следующее испытание будет еще сложнее, а отказаться от нее — почти невозможно. Посмотрим, насколько хватит твоего упрямства».
Спорить — себе дороже. Николя уяснил это слишком хорошо. Он убрал волосы со щеки Герды и коснулся ее губами. Еще немного соленая от пота. Но бред прошел вместе с лихорадкой, а сон стал глубоким и безмятежным. Все прошло, тут сомнений быть не может. Николя прижал ее к себе. От прикосновений кожу покалывало, словно Герда стремилась восполнить то, что он добровольно ей отдал. Наверное, это и удержало его на грани. Удивительно. Еще одна загадка.
«Ты ошибаешься. Я все ей расскажу», — мысленно пообещал он Безликому.
— Мастер Николя! — голос Эглаборга царапнул привыкший к тишине слух. Охотник переложил Герду на кровать, поднялся и бросился одеваться, пока из-за двери не прозвучало грозное требование целителя: — Открывайте, хватит уже безумств!
— Сейчас, — Николя с трудом узнал в надломленном каркающем голосе свой собственный. Быстро застегнул штаны и рубаху, а после натянул на Герду сорочку. Не хватало еще, чтобы домочадцы узнали, как он провел ночь. Они не поймут.
— Открывайте, не то Финист выбьет дверь! — принялся угрожать Эглаборг.
Николя вскинул руку, чтобы отодвинуть защелку с помощью телекинеза, и чуть не упал. Голова кружилась, к горлу подступила дурнота, ноги почти не держали. Видимо, того, что Герда успела ему передать, было недостаточно.
Дверь отлетела в сторону. В комнату ворвались не на шутку встревоженные Эглаборг с Финистом.
— Она жива? — пораженно выдохнул целитель, подойдя к кровати. — Это чудо! Как вам удалось?
— Я не… — начал Охотник, но тут его словно обухом по голове огрели.
В глазах потемнело. Лицо стремительно приближалось к полу. Подхватили и, сильно тряхнув, поставили на ноги. Николя с трудом поднял взгляд на Финиста, который придерживал его под руку.
— Да он же пуст! — ахнул оборотень.
Целитель обернулся необычайно быстро, особенно если учесть его степенные манеры.
— Мастер Николя, на что вы?.. — в глазах Эглаборга мелькнула догадка. Он перевел взгляд на Герду и неодобрительно щелкнул языком: — Это ненормально. Вам не следовало так надрываться. Если бы ваш фокус не сработал, вас бы утянуло вместе с ней.
— Но он сработал, — упрямо ответил Николя и, вырвав руку у Финиста, заковылял к двери. Через два шага споткнулся, но верткий оборотень вновь подхватил его и, не слушая возражений, дотащил до спальни. Не раздеваясь, Николя залез в кровать под одеяло и, с трудом удерживая себя в сознании, попросил:
