Анджей Сапковский - Владычица озера
Лютик уставился в гриву Пегаса.
— Рейнарт де Буа-Фресне, — пробормотал он, — где-то в конце февраля погиб в стычке с партизанами на перевале Сервантеса, в районе сторожевой башни Ведетта. Анарьетта посмертно почтила его орденом…
— Заткнись, Лютик.
Лютик заткнулся, на удивление послушный.
***Май длился, разгорался. С лугов сбежала яркая желтизна осота, сменившаяся пышной, немного припыленной и летучей белизной одуванчиков.
Было зелено и очень тепло. Воздух, когда его не освежала краткая буря, был плотным, жарким и липким, как крупник.[83]
Двадцать шестого мая пересекли Яругу по новенькому, беленькому пахнущему смолой мосту. Остатки старого моста, черные, закопченные и обугленные балки, виднелись в воде и на берегу.
Цири сделалась неспокойной.
Геральт знал. Знал ее намерения, знал о планах, о договоренности с Йеннифэр. Он был готов. И все-таки мысль о расставании болезненно уколола его. Будто там, в груди, внутри, за ребрами, дремал и неожиданно проснулся маленький вредный скорпион.
***За руинами сожженной корчмы, на развилке дорог за деревней Укропня стоял — возрастом, пожалуй, за сто лет — раскидистый черешневый дуб, сейчас, весной, усыпанный маленькими паучками цветов. Население всей округи, даже далекой Спалли, привыкло использовать огромные и достаточно низко расположенные ветви дуба, чтобы вешать на них досочки и таблички, содержащие различную информацию. По этой причине дуб, выполняющий для людей роль связующего звена, именовался Дубом Познания Добра и Зла.
— Цири, начни с той стороны, — скомандовал Геральт, слезая с лошади, — а ты, Лютик, посмотри с той.
Развешанные на ветках досочки колебались на ветру, сталкивались, словно колотушки.
В основном здесь сообщалось об обычных после войны поисках пропавших родных. Много было объявлений типа «ВЕРНИСЬ, Я ВСЕ ПРОЩУ», немало извещений об эротическом массаже и подобного рода услугах в окрестных селах и городках, много объявлений и торговых реклам. Была любовная переписка, были доносы и анонимные заявления, подписанные доброжелателями. Попадались также досочки, содержащие философские взгляды их авторов — в основном кретинско-бессмысленные либо омерзительно непристойные.
— О! — воскликнул Лютик. — Замку Растбург срочно требуется ведьмак. Оплата высокая, ночлег по высшему классу и экстраординарный стол гарантируются. Воспользуешься, Геральт?
— Ни в коем случае.
Сообщение, которое они искали, нашла Цири.
И тут же сказала ведьмаку то, чего он ожидал уже давно.
***— Я еду в Венгерберг, Геральт, — повторила она. — Не хмурься. Ты же знаешь, я должна. Она ждет меня там.
— Знаю.
— Ты едешь в Ривию, на встречу, из которой все время делаешь секрет.
— Сюрприз, — поправил он. — Сюрприз, а не секрет.
— Ладно, пусть будет сюрприз. А я покончу в Венгерберге со всем, что полагается, заберу Йеннифэр, и мы будем в Ривии через шесть дней. И незачем прощаться. Не навек расстаемся. Всего на шесть дней. До свидания!
— До свидания, Цири.
— Ривия, через шесть дней, — повторила она еще раз, заворачивая Кэльпи.
И сразу пошла галопом. Скрылась очень быстро, а Геральт почувствовал, как какая-то страшная, холодная, когтистая лапа стискивает ему желудок.
— Шесть дней, — задумчиво повторил Лютик. — Отсюда до Венгерберга и обратно до Ривии… В сумме почти двести пятьдесят миль… Это невозможно, Геральт. Конечно, на той адской кобыле, на которой девочка может двигаться со скоростью курьера в три раза быстрее нас, теоретически — только теоретически — можно за шесть дней покрыть такое расстояние. Но даже ее дьявольской кобыле необходимо отдыхать. Да и на таинственное дело, которое Цири собирается завершить, тоже ведь уйдет какое-то время. Стало быть, невыполнимо…
— Для Цири, — сжал губы Геральт, — нет вещей невыполнимых.
— Неужто…
— Она далеко не та девочка, которую ты знал, — оборвал Геральт. — Не та.
Лютик долго молчал.
— У меня странное ощущение…
— Замолчи. Не говори ничего. Очень тебя прошу.
***Май кончился. Близилось новолуние, луна шла на ущерб и была уже совсем тоненькой. Они ехали к маячившим на горизонте горам.
***Ландшафт был типично послевоенный. Посреди полей то тут, то там вздымались могильные холмики и курганы, в буйной весенней зелени белели черепа и скелеты. На придорожных деревьях болтались повешенные, на дорогах, в ожидании голодной смерти, сидели нищие. У леса, в ожидании, когда нищие ослабеют, сидели волки.
Отстраивались деревни и поселки, от которых остались лишь закопченные трубы печей, стучали молотки, визжали пилы. Неподалеку от развалин бабы дырявили сожженную землю мотыгами. Некоторые, спотыкаясь, тянули бороны и плуги, а холщовые шлеи врезались им в исхудавшие плечи. В бороздах дети охотились на личинок и дождевых червей.
— У меня неясное ощущение, — сказал Лютик, — что здесь что-то не так, чего-то недостает… Тебе не кажется, Геральт?
— А?
— Что-то здесь ненормально.
— Все здесь ненормально, Лютик. Все.
***Ночью, теплой, черной и безветренной, освещенной далекими вспышками молний и заполненной неспокойным ворчанием громов, отдыхающие после дня езды Геральт и Лютик увидели, как горизонт на западе расцветился красным заревом пожара. Это было недалеко, поднявшийся ветер принес запах гари и дыма. Принес он и обрывки звуков. Они слышали — хоть и не желали слушать — крики убиваемых, вой женщин, наглый и торжествующий рев банды.
Лютик молчал, то и дело тревожно косился на Геральта.
Но ведьмак даже не дрогнул, даже не повернул головы. А лицо у него было как из латуни.
Утром двинулись дальше. На поднимающиеся над лесом струйки дыма даже не смотрели.
А потом столкнулись с колонной поселенцев.
***Они шли длинной колонной. Медленно. Несли маленькие узелки.
Шли в полной тишине. Мужчины, юноши, женщины, дети. Шли без вздохов, без плача, без слова жалобы. Без криков, без отчаянных рыданий.
Крик и отчаяние стояли у них в глазах. Пустых глазах обездоленных людей. Ограбленных, избитых, изгнанных.
— Кто это? — На Лютика не подействовала враждебность в глазах сопровождавшего колонну офицера. — Кого вы гоните?
— Нильфгаардцев, — ответил с высоты седла поднаместник,[84] румяный парнишка, встретивший самое большее восемнадцать весен. — Нильфгаардских поселенцев, приползли, понимаешь, на нашу землю словно тараканы. Вот мы их будто тараканов и выметаем. Так решено в Цинтре, и так записано в мирном договоре.
