Шон Рассел - Брат Посвященный
Эти несколько монет попали ко мне в руки, и при нашей следующей встрече я принесу их во дворец. Уверен, что они полностью схожи с теми, о которых шла речь в последний раз, когда я имел удовольствие беседовать с императорским наместником. Эта загадка начинает интересовать меня так же сильно, как и моего наместника.
Ваш покорный слуга.
Сёнто перечитал письмо еще раз, сложил его и спрятал в рукав. Некоторое время он смотрел перед собой, созерцая сад.
Проще всего предположить, что дикари ограбили Дом Кинтари и украли у них монеты. В этом случае тайна золота легко раскрывалась, и проверить, правда ли это, не составляло труда. Сёнто хлопнул в ладоши и попросил появившегося слугу подать чаю. Но почему же тогда сыновья князя Кинтари так настойчиво хотели вернуть свое золото? Если монеты не отличаются от тех, что он видел, они вряд ли могут быть фамильной ценностью, они ведь совсем новые.
Слуга принес чай. Сёнто с удовольствием принял из его рук чашку, поставил ее на свой письменный столик и, медленно поворачивая, стал смотреть на пар, словно вглядываясь куда-то в даль. Он снова подумал о Суйюне и Комаваре — как-то они там? — и покачал головой. Ему не следовало отпускать монаха в пустыню… но выбора не было. Суйюн — единственный человек из окружения Сёнто, кто имеет шансы выжить, попав в плен к дикарям. Единственный, кто может вернуться и доставить так необходимые сведения. И все равно монах — слишком ценный советник, чтобы использовать его услуги таким образом.
Что бы подумали члены ордена, если бы узнали, что их собрат пробирается через пустыню в компании сэйянского князя, переодетого монахом-ботаистом? Сёнто знал, что все братья — прагматики до самой глубины их хваленых душ; они просто сглотнут и молча отвернутся. Защищая учение Просветленного Владыки, они и сами занимались сомнительными делами.
Где-то рядом в коридоре послышался шум, и князь сразу насторожился. Меча под рукой у него не было, но он нащупал рукоять кинжала, спрятанного под одеждой. За стеной раздавались приглушенные голоса: один принадлежал женщине, а другой, несомненно, Каму. Сёнто уже хотел подняться, но тут сёдзи открылись, и в проеме показалась его единственная дочь, княжна Нисима.
Не входя в комнату, она опустилась на колени и коснулась лбом пола. Вслед за ней в дверях возникло лицо Каму. Повинуясь жесту своего господина, управляющий тут же исчез. Створки бесшумно закрылись. Несколько секунд и Сёнто, и его падчерица молчали.
— Кажется, дядя, на этот раз мне удалось застать вас врасплох. Вы даже не находите, что сказать.
— Неправда. Мне хочется сказать так много, что я просто не знаю, с чего начать.
Оба рассмеялись и снова замолчали.
— Сейчас мне снова хочется стать семилетней девочкой.
— Неужели?
— Будь я в том прекрасном возрасте, я снова могла бы кинуться вам на шею.
— Да уж, в твоем нынешнем возрасте это было бы просто неприлично.
— Верно, — вздохнула княжна.
— А вот брат Сатакэ, например, рассматривал природу времени несколько иначе…
Сёнто не договорил, потому что Нисима обняла его и крепко прижалась к его груди. Князь едва высвободился из многочисленных складок ее наряда и с трудом проговорил:
— В семь лет ты никогда бы не разминулась с моим письмом.
Княжна не глядя протянула руку и скинула на крыльцо все, что лежало на письменном столике — чашку с чаем, тушечницу и кисти.
— Уже лучше, — промолвил Сёнто, и хотя Нисима засмеялась, он почувствовал, как холодная слеза скатилась с ее щеки и капнула ему на подбородок.
Наконец они разъединили объятия, и Сёнто хлопнул в ладоши, вызывая слугу:
— Чаю!
Вошедший слуга бросил взгляд на кучу писем, и князь заметил на его лице удивление.
— Это пока не трогай.
Слуга удалился.
— С твоего появления не прошло и минуты, а ты уже успела добавить работы прислуге.
— Им еще повезло, что та маленькая девочка, какой я была, навсегда осталась в прошлом. — Нисима махнула в сторону пролитой туши и разбросанных писем. — В конце концов, убраться надо всего в одной комнате.
Слуги подали чай, и Нисима принялась разливать его по чашкам.
— Вы желаете услышать мою историю сейчас, или вас ждут дела? — спросила она отца.
— Лучше сейчас. Очень интересно, как мы объясним твое присутствие здесь нашему императору, который сделал все возможное и невозможное для того, чтобы ты не могла отправиться в Сэй, не нанеся глубокого оскорбления трону.
— Я и думать не смела о том, чтобы оскорбить императора, дядя. Сын Неба в своей щедрости отдал меня в ученицы великой художницы, и я выполняю его пожелание. Госпожа Окара приехала вместе со мной.
— Понятно, — процедил князь. — Я тоже собирался обратиться к ней… если бы решил, что ты должна попасть в Сэй.
Нисима опустила глаза и пригубила чай.
— Я приехала не просто так.
— Не сомневаюсь, Ниси-сум. Девушка улыбнулась.
— Со мной приплыла и Кицу-сум. Сёнто качнул головой.
— Ну разумеется, следовало ожидать, что она не упустит возможности прокатиться за город.
Нисима засмеялась.
— У нее тоже были свои причины.
Сёнто кивнул — полуутвердительно-полуиронически.
— Но сначала обо мне. Всего через пару дней после вашего отъезда я получила письмо от Танаки. Вашему вассальному купцу стало известно нечто важное, и он повел себя в соответствии с обстоятельствами. Бывший офицер вашей стражи, теперь уже старик, узнал от своего внука, императорского гвардейца, что стражники участвуют в тайном перемещении огромного количества золота. На север по каналу переправляются золотые монеты.
— Монеты?
Нисима кивнула. Из рукава она извлекла парчовый кошелек, высыпала его содержимое себе на ладонь и показала отчиму.
— Да, их тайно переправляют на север. Причастность императорских гвардейцев и количество золота — все указывает только на Сэй и подтверждает наши худшие опасения.
Сёнто протянул руку и взял одну монету.
— Я не могла довериться кому-либо, мой господин, и оставаться в столице, зная об этом, мне тоже было нельзя. Мы всегда знали, что он ненавидит силу Сёнто и имя моей семьи.
— Кто «он»?
— Император, мой господин, кто же еще.
— А почему не Яку Катта?
— По-моему, если бы Яку строил вам козни, он не стал бы спасать вашу жизнь, как сделал совсем недавно.
— Правильно. Если ты считаешь, что он спас мою жизнь.
— Простите, отец?
Князь потер монету между пальцами.
— Думаю, Черный Тигр спасал свою собственную жизнь.
— Жертвой должен был стать Катта-сум?
Сёнто кивнул, и его дочь невидящими глазами уставилась на свои ладони.
