Лорел Гамильтон - Обнаженная натура
— Это как?
— Я объединяю силу с другими аниматорами, и мы вместе можем поднять больше мертвецов, или более старых.
— Интересно.
— Ага. Я об этом несколько лет назад писала. Статья в «Аниматоре».
— Пришли мне ссылку, прочту. Может быть, практиционеры тоже это могут.
— Ваши способности не очень похожи друг на друга.
— Наши с тобой тоже.
— Мы с тобой оба — живые вампиры, Каннибал. Это нас объединяет.
Он посмотрел на меня — более долгим взглядом.
— Пока что на экстрасенсорных вампиров закон не распространяется.
— О них недостаточно известно, чтобы законодательно регулировать.
Он улыбнулся:
— Да и слишком многие политики попали бы под пресс закона.
— Вероятно.
Он снова глянул на меня:
— Ты кого-нибудь таких знаешь?
— Нет, просто я цинична.
— Не то слово.
— Спасибо за комплимент. Для копа это высшая похвала.
У меня осталось чувство, что свой вопрос он так и не задал. Я ждала в залитом неоном молчании, подчеркнутом пунктиром темных точек между фонарями, будто всюду, где не горел свет, ночь становилась гуще. И настроение у меня мрачнело.
Оп заехал на большую круговую дорожку возле «Нью-Таджа». Тут я сообразила, что надо было позвонить, чтобы нас встретили. Я-то думала, что меня Эдуард и ребята завезут, и они меня прикроют. А сейчас я осталась одна.
— Тебя проводить?
Я улыбнулась ему, берясь за ручку двери:
— Я уже большая девочка.
— У этого вампира на тебя стоит не на шутку.
— Ты все вопросы задал, для которых тебе нужно было уединение?
— Тебе кто-нибудь говорил, что ты бестактна?
— Только это и говорят.
Он снова засмеялся, но слегка нервно.
— У тебя когда-нибудь бывало искушение подкормиться больше, чем следует?
В дверях нарисовался швейцар, или служитель парковки, или кто-то так — я махнула рукой, чтобы был свободен.
— Ты это о чем, Рокко?
— Я могу забрать воспоминание, Анита. Забрать и стереть из чужого разума. Несколько раз такое получалось случайно. И как будто тогда это становится уже моим воспоминанием, а не чужим — и это приход. Наплыв радости. Я думаю, если бы я дал себе волю, то мог бы забрать все — все дурные воспоминания человека. Может быть, и больше. Может быть, всю память, оставив его пустым. И думаю, каково это было бы ощущение — забрать все.
— И это искушение? — спросила я.
Он кивнул, на меня не глядя.
— Ты когда-нибудь это делал?
Он посмотрел на меня с удивлением, потом с ужасом:
— Нет, конечно! Это же было бы плохо.
Я кивнула.
— Вопрос не в том, что можешь что-то сделать, Рокко. Даже не в том, что думаешь о том, как это сделать. И даже не в том, что у тебя искушение зайти слишком далеко.
— Так в чем же он?
Я смотрела во вполне взрослое лицо мужчины, знающего свое дело, и видела в его глазах неуверенность. Знакомую мне неуверенность.
— В том, чтобы решить этого не делать. В том, чтобы не поддаться, испытывая соблазн. Не способности наши делают нас служителями зла, сержант, а то, что мы поддаемся им. Паранормальные способности в этом смысле не отличаются от пистолета. То, что ты можешь войти в толпу и перестрелять половину, еще не значит, что ты это сделаешь.
— Пистолет я моту запереть в сейф. А свою способность не могу из себя вынуть и положить туда же.
— Да, этого мы не можем. И потому каждый день и каждую ночь мы совершаем выбор: быть хорошим человеком, а не мерзавцем.
Он смотрел на меня, не снимая рук с рулевого колеса.
— И вот это твой ответ: мы — хорошие люди, потому что не совершаем плохих поступков?
— Разве не в этом смысл понятия «хороший человек»?
— Нет. Хорошие люди совершают хорошие поступки.
— Разве ты не совершаешь их каждый день?
Он нахмурился:
— Пытаюсь.
— Рокко, так это же и есть все, что может сделать каждый из нас. Мы пытаемся. Мы делаем, что можем. Сопротивляемся соблазну. И продолжаем действовать.
— Я тебя старше лет на десять; как получается, что я у тебя спрашиваю совета?
— Во-первых, я старше, чем выгляжу. Во-вторых, я первый человек на твоем пути, который может испытывать подобный соблазн. Трудно жить, когда думаешь, что ты только один такой — сколько бы лет тебе ни было.
— Звучит как голос опыта.
Я кивнула:
— Но иногда я настолько не одна, что непонятно, куда девать эту компанию.
— Как сейчас, — сказал он, кивнув в сторону окна.
Там стояли Истина и Нечестивец, терпеливо ожидая конца нашего разговора. Они за мной следили или просто знали, что я здесь? А хочу ли я спрашивать? Нет, если не готова услышать ответ.
— Да, как сейчас. — Я протянула ему руку: — Спасибо, что подвез.
— Спасибо, что поговорили.
Мы пожали друг другу руки, и никакой магии сейчас в этом не было. Мы оба устали, огни у нас потускнели за вымотанностью и эмоциями. Он вышел, помог нам разгрузить машину. Горящему энтузиазмом швейцару было разрешено прикоснуться к моему чемоданчику — и ни к чему больше. Две трети моего самого опасного снаряжения осталось в сейфе СВАТ, но и здесь было достаточно, чтобы я не хотела доверять его персоналу гостиницы. Дополнительные сумки взяли Истина и Нечестивец. Сержант Рокко протянул им руку. Это их удивило, хотя вряд ли он их удивление заметил. Они пожали ему руку, он пожелал спокойной ночи и сказал:
— Завтра увидимся.
— Начнем с той зоны, где он сегодня нашел всех своих жертв-вампиров.
— Ага. Вполне возможно, что там его логово.
Он сел в машину, мы направились к двери. Жаль, что мне не очень верилось, будто Витторио охотится только возле логова. Он не произвел на меня впечатления субъекта, совершающего столь очевидные ошибки.
Истина и Нечестивец молчали, пока мы не сели в лифт и не остались одни.
— У тебя усталый вид, — сказал Истина.
— Я устала.
— Ты питалась от нас обоих и уже устала, — отозвался Нечестивец. — Нам оскорбиться?
Я улыбнулась, покачала головой.
— Просто ночь выдалась напряженная. Это вас никак дурно не характеризует. Сами знаете, насколько вы хороши.
— Двусмысленный комплимент, но принимаю, — сказал Нечестивец.
— Я не напрашивался на комплимент, просто сказал, что у тебя усталый вид.
— Ну, извини, Истина, извини. Просто чертовски трудная выдалась ночь.
Они переглянулись, и взгляд это мне не понравился.
— О чем это вы переглядываетесь?
— В номере тебя ждет Реквием, — ответил Нечестивец.
— Я так и предполагала, что у меня в номере или в соседнем будут стоять гробы.
— Он не про это, — объяснил Истина.
