Грегори Киз - Духи Великой Реки
— Я так и не понимаю, что случилось.
Мох слабо улыбнулся:
— Я показал ему… как ты это назвал? Поводок. Показал ему западню, в которую его поймала Квен Шен. Как только я узнал о ее существовании, найти ее было легко. — Менг коснулся своей раненой руки. — Она сильна, эта женщина. И опасна.
— Что с ней произошло? — спросил Ган. Гхэ огорченно нахмурился:
— Сбежала — вместе с Гавиалом. Сбежала, и я не знаю куда. Буду их искать.
Ган глубоко вздохнул.
— Дайте мне минуту на размышления, — сказал он. — Мне нужно кое-что сказать вам обоим. И задать несколько вопросов тоже.
Теперь его чувства были так остры, что Гхэ мог слышать кузнечика, стрекочущего в полулиге от него, видеть на таком же расстоянии орех на ветке, а характерный аромат души чуять на еще большем расстоянии. Однако никаких следов Квен Шен и Гавиала ему обнаружить не удавалось — словно те завернулись в непроницаемую мантию исчезновения, как это умели делать самые могущественные жрецы, как скрывался от Реки сам храм.
Удалившись от лагеря, Гхэ дал волю своей ярости. Удары его когтей разносили в щепки деревья, от маленьких обитателей леса и полей ураган его гнева оставлял лишь скелеты. Гхэ жаждал наказать себя, колотить кулаками по камню, пока руки не обагрятся кровью, — испытать боль и тем очиститься.
Но его кожа больше не обладала чувствительностью, плоть и кости стали несокрушимы. Наконец Гхэ сдался. Он не оправдал доверия Реки, но ошибки еще можно было исправить, особенно если он сумеет разгадать, что и почему делала Квен Шен. Он мог теперь вспомнить их страстные объятия, и часть плана Квен Шен стала ясна: она старалась заменить его всепоглощающее стремление найти Хизи темным желанием, обращенным на нее саму. Ей это удалось: Гхэ все еще дрожал, думая об этой женщине, ее теле, ее глазах. Но теперь ему была ясна предательская иллюзия появления на месте Квен Шен: Хизи, заставлявшая его слушаться ласкового шепота, следовать хитрым советам, слетавшим с ее губ…
Ах, как же он насладится местью, когда ее найдет! Никакая страсть, испытанная Гхэ в ее объятиях, не сравнится со сладкой возможностью разрывать по одной нити ее жизни, так же как терзать ее плоть!
Гхэ с трудом отвлекся от предвкушения и стал думать о тех вещах, которые Квен Шен заставила его забыть, однако не мог в них разобраться. В этом ему поможет Мох, да и Ган тоже, хотя и неохотно. Гхэ потер костяшки пальцев и снова ощутил раздражение от отсутствия чувствительности. Собственная рука показалась ему странной, неподатливой, и он с изумлением обнаружил, что под кожей прощупывается костяная поверхность. Озадаченный, Гхэ принялся обследовать остальное тело. Широкие пластины чего-то твердого обнаружились на груди, спине, бедрах; особенно массивны они были на бедрах; кожа приобрела цвет этого выпирающего изнутри панциря — блеклый водянисто-серый с легкими крапинками, словно спинка краба.
Гхэ не знал, радоваться ему или пугаться: вдали от вод Реки его тело начало растить раковину для собственной защиты. Квен Шен скрыла от него это тоже. Почему она так поступила?
Наверное, чтобы поддерживать в нем иллюзию, будто он остается человеком. Чтобы не дать ему прислушаться к призыву Владычицы Смерти и голосу собственного здравого смысла, который давно уже говорил: как ни хочется ему верить, что он остается Гхэ, это не так.
Гхэ не хотелось думать об этом. Какая разница: кем-то он все-таки был, а воспоминания мог черпать из множества разумов; главное же — у него было заветное желание, главная цель, хотя Квен Шен могла исказить и это. И он все равно добьется Хизи, если и не для себя, то для Реки и для нее самой, чтобы она стала, как предрекал Мох, повелительницей мира. А в этом мире, где будут править бог-Река и его дети, разве не найдется места для таких, как он, Гхэ?
Все еще испытывая ярость и разочарование, Гхэ повернул к лагерю; воины поспешно сворачивали шатры. Порыв мчаться вперед одному и в одиночку схватиться с врагами был почти непреодолим. Но нужно слушаться Мха, который знает здешнюю магию и множество обитающих вокруг богов лучше него. У Мха было колдовское зрение, он мог видеть далеко вперед, что никак не удавалось самому Гхэ: стоило ему попытаться, как дух, посланный на разведку, тут же старался сбежать, так что приходилось пожирать непокорного. Мох распоряжался своими помощниками как-то иначе — он их уговаривал и заключал с ними сделки, так что они охотно ему служили. Собственная сила шамана не шла ни в какое сравнение с мощью Гхэ, но менг имел определенные преимущества — он знал, где находится Хизи и ее похитители, знал, что через несколько дней пути их отрядов пересекутся у подножия высящейся на западе горы. Мох уговаривал Гхэ до тех пор не наносить удара. Ждать было трудно, так трудно! Однако одну вещь Гхэ теперь, когда Квен Шен больше не сбивала его с толку, хорошо понимал: он не воин, он оружие. Таким его сделал бог-Река, потому что не мог даровать мудрости и понимания, где и когда наносить удар. Это было дело Мха. Мох знал, как использовать Гхэ.
Так что — будучи оружием — он, пожалуй, слишком много думал. Мысли лишь смущали и запутывали его.
Гхэ вернулся в лагерь, гадая, что сообщит ему Ган.
Ган, спотыкаясь, добрался до ручья, нашел место, где вода не была взбаламучена копытами, опустился на колени, зачерпнул ладонью чистой и невероятно холодной влаги и осторожно промыл ссадины на лице и шее. Так близко, так близко он подобрался к решению задачи и все же теперь сомневался, правильно ли поступил. Возможно, было бы лучше, если бы Мох оказался уничтожен.
Что ж, не следует винить себя за те слова, что вырвались, когда Гхэ в него вцепился. Никогда за всю свою долгую жизнь Ган не мог и вообразить могучих сил, что действовали здесь, вдали от простого и бесплодного мира Реки. Кипящая здесь незнакомая жизнь пугала Гана, и он опасался за Хизи. Она оказалась той осью, на которой все вращалось, а при слишком большой нагрузке ось может и сломаться.
Но, да возьмет его вода, этот неизвестный, никогда не виданный Чернобог начинал казаться даже более устрашающим, чем Гхэ. Он был тем, кто уже более тысячи лет плетет сети, готовясь к тому, что произошло лишь теперь. Он наверняка не захочет менять свои планы и уж подавно не станет принимать в расчет чувства и желания тринадцатилетней девочки. Каковы бы ни были эти планы тысячелетней давности, они не могли учитывать личность Хизи. Ее нельзя было предвидеть — Чернобог ожидал лишь появления наделенного определенными качествами потомка Реки. У Хизи же имеются собственные взгляды и устремления, и они могут не совпасть с тем, чего хотят от нее боги.
