Надежда Попова - Natura bestiarum.
— Волк? — переспросил он, нервно дрогнув губами, и, скосившись на невозмутимую вороную у стены, чуть свел брови, сдержав удивление. — Странно.
— Чего странного-то, — довольно неучтиво огрызнулся крестьянин. — Зашел и сожрал!
— Он их не тронул, — тихо возразил Вольф, проходящий мимо с каким-то коробом в обнимку, и приостановился, потерянно глядя под ноги. — Разодрал глотки и бросил — ни одна туша не объедена…
— Молчал бы! — прикрикнул крестьянин зло. — Если б ты свою работу делал, как надо!..
— Я запер дверь, — обессиленно, уже не повышая голоса, возразил Вольф и, подхватив короб поудобнее, ушел на кухню.
— Врешь, — самому себе под нос пробормотал крестьянин убежденно, и вокруг вновь зависла тишина.
Когда вороную, уже совершенно спокойную, точно памятник лошадиному роду, увели прочь, и в зале вновь собрались все участники этого странного ночного действа, на Ван Алена устремились вопрошающие, взыскательные взгляды, и молчание стало вовсе непроницаемым, словно болотная вода.
— Так что ж, — наконец, переспросил Велле нетерпеливо. — Вы сказали, что волк сам вошел…
— Это в запертую-то конюшню? — снова вскинулся крестьянин. — Увильнуть желаешь? Когда все это кончится — учти, ты у меня по судам набегаешься, как кроль по полю!
— Я возмещу все ваши убытки, если Вольф и впрямь виноват, однако, когда он говорит, что сделал все, как должно, я ему верю.
— И правильно, — негромко согласился Ван Ален. — Волк вошел сам, это верно; потому что это не волк. Спроси у своего сына, много ли он видел таких зверей.
— Это было какое-то чудище, — чуть слышно отозвался Вольф, когда все взгляды сместились на него. — Огромный… И не только в этом дело; в нем все не так.
— Подобные твари бегали по земле, быть может, когда Господь лишь создал ее, — продолжил наемник, бросив взгляд в мутное окно. — По крайней мере, некоторые так полагают; я не знаю. Говорят, Потоп уничтожил их, потому что Ной не взял их в свой ковчег — в них была темная искра Сатаны. Теперь Сатана наделяет людей неупокоенным духом давно погибших тварей…
— С богословской составляющей все ясно, — нетерпеливо заметил рыцарь. — Можно теперь по существу?
— Это вервольф, — пояснил наемник коротко.
— Что за бред, — уверенно возразил крестьянин, и Ван Ален вздохнул.
— Спросите у него, — кивнув на Курта, отозвался он. — Он стрелял в эту тварь, а тот лишь встряхнулся и удрал с арбалетной стрелой в сердце.
— О, Господи… — проронила женщина потерянно, и тишина разрушилась голосами, заговорившими разом.
— Стрела стальная, — продолжил Ван Ален, — и повредить ему не может. Остановит, вынудит отступить, но такая рана затянется довольно скоро и просто. И он нападет снова.
— Нападет снова? — нахмурился до сих пор молчащий парень. — Зачем? Что ему надо?
— Тебя, дружок, — невесело усмехнулся наемник. — Меня. Нас всех. Мы — мясо. Лошадей у нас теперь нет, вокруг метель, мы никуда не денемся, и рано или поздно он нас достанет. Ну, он так думает.
— Думает? Эти твари умеют думать? Это ж зверь!
— Это человек. И если он достаточно взросл, в зверином облике сохраняет вполне здравый рассудок.
— Какой запас сведений, — разомкнул, наконец, губы Курт, и Ван Ален, обернувшись к нему, передернул плечами:
— Работа такая. Когда много странствуешь, когда говоришь с людьми, когда самому приходится темной ночью в глухом лесу… Чего только не услышишь и не увидишь. А ты, кстати, молодец. Не растерялся.
— Меня больше интересует тот факт, что не растерялся ты, — возразил Курт и, когда наемник непонимающе нахмурился, кивнул на его руку: — Занятный у тебя меч. Цвет полотна любопытный. Позволь взглянуть?
— Не позволю, — отозвался Ван Ален, погасив усмешку. — Свое оружие я никому в руки не даю.
— А придется, — вздохнул Курт, потянув цепочку из-за ворота, и тот замер, глядя на стальную бляху Знака.
— Инквизиция, — произнес Ван Ален неприязненно. — «Справедливость и милосердие»…
— Ага, — согласился Курт, кивнув на помощника. — Я — справедливость, он — милосердие. А теперь меч. Покажи мне его.
— Ни к чему, — не сразу выговорил наемник. — Ты прав, меч не обычный. Это чистое железо — единственное, что может причинить серьезный вред вервольфу.
— У тебя при себе два меча, — продолжил Курт, и тот кивнул:
— Я ведь говорил. Со многим доводилось сталкиваться, и готовым надо быть ко всему. Один — сталь, против людей, другой — железный.
— И все? — выждав несколько секунд, уточнил он. — Больше ты не хочешь ничего сказать?
— В чем дело? — вмешался рыцарь, переводя хмурый взгляд с одного на другого. — Инквизиция… вервольфы… Вы здесь из-за него?
— Я — нет. В городе мое новое место службы, мы с помощником в этом трактире проездом, по случаю. А ты что скажешь, Ян? Быть может, правду, наконец?
— В упор не понимаю, о чем речь…
— Да неужто? — оборвал Курт. — Вот тебе пара улик, которые опровергают твои слова. Primo.Ты носишь два меча — на разные случаи жизни — однако, услышав лошадей, выбежал именно с этим; и не говори, что перепутал в темноте. Secundo. Увидев конские трупы, ты не бросился к своей вороной, дабы убедиться в ее здравии, а провел осмотр места, и весьма уверенно, позволь заметить. Ты просто был убежден в том, что зверь там, хотя нормальные волки так себя не ведут — простого хищника мы обнаружили бы у тел или не обнаружили вовсе, он убежал бы при виде людей. Tertio. Я не могу назвать себя трусом или неопытным человеком, видеть мне доводилось немало и оружие поднимать не только на простых смертных, однако я несколько опешил, увидев то, что увидел — попросту от неожиданности; первый выстрел не убил его — и я растерялся. Ты же не замялся ни на мгновение, ты действовал, как человек, знающий, чего ждать. А теперь — быть может, расскажешь, кто ты такой и что делаешь здесь?.. Колись, Ян, — подбодрил он, не услышав ответа, — пока эти добрые люди не решили, что ты использовал их лошадей и их самих как приманку. Твоя-то Импала жива и здорова.
— Моя лошадь жива потому, — наконец, отозвался наемник неохотно, — что она стоит заплаченных за нее денег. Если ты успел заметить, у вервольфа над ухом была ссажена шкура, а на переднем копыте Импалы — клок шерсти и кровь. Это как раз то, за что я ее ценю и почему не променяю ни на какого самого породистого жеребца.
— С лошадью все ясно. А теперь о себе.
— Что тут происходит? — с затаенным возмущением уточнил крестьянин, и Курт кивнул:
— Думаю, сейчас мы это узнаем. Ян?
— Я слышал, что в этих местах может повстречаться такая тварь, — пояснил Ван Ален, опустив взгляд. — У меня много знакомых, и самых разных.
