К. Медведевич - Ястреб халифа
— Кто?..
— Ирчи. Твари, похожие на людей, но не люди. Их единственная радость — смерть и мучения других живых существ. Любопытно, что размножаются они тоже как люди…
— Это джунгары, — устало проговорил человек. — Кочевники как кочевники. Желтолицые, круглоголовые, с косыми узенькими глазками, низенькие, вонючие и кривоногие. Это люди, Тарик.
— Я такое уже видел, Аммар, — твердо сказал нерегиль. — Много раз. Там, на западе. Ирчи именно так и выглядят. И это — не люди.
Им пришлось потрудиться, чтобы найти место для ставки и лагеря. Сначала пришлось рыть длинные глубокие рвы — чтобы из могил не вылез мор, обычно косящий тех, кто остается в живых после гибели города.
Когда мертвые ушли к мертвым, пришлось обустраивать немногих живых. Из канав, из подвалов сожженных домов выползали, пошатываясь, люди и плелись к кострам — выпрашивать еду. Аммар мысленно благодарил Всевышнего, что пока может уделить этим несчастным хотя бы толику провизии. А также поблагодарил Всевышнего за то, что выживших при втором штурме Мерва осталось так мало, что ему не пришлось никому отказывать. Пока.
На сегодняшнем военном совете предстояло решить, как поступить дальше. Хасан ибн Ахмад и Тахир ибн аль-Хусайн стояли за то, чтобы оставить в Мерве гарнизон и наместника, а затем пройти к Фейсале, дрожащей в ожидании возможного набега. Укрепить тамошний гарнизон. А потом так же поступить с Хатибой и Беникассимом. Если джунгары сунутся еще раз, мы будем наготове, — многим этот план казался и разумным, и осторожным. В конце концов, джунгары пришли с силой двадцати тысяч конных. В войске Аммара, спешно собранном из отрядов гвардейцев, не было и пяти тысяч копий. Новый набег — да не попустит этого Всевышний! — следовало переждать под защитой надежных стен Фейсалы или Хатибы.
…Во внутреннем дворе уцелевшей от огня и расчищенной от трупов прежних обитателей усадьбы уже собрались все военачальники. Повелитель, впрочем, еще не выходил. Кто-то сказал, что халиф ждет каких-то известий от самийа. Сумеречника нигде не было видно. Потом прибежал мальчик-невольник и передал всем волю повелителя: сейчас подадут вино и напитки, всем ждать и не расходиться. Мальчишку засыпали вопросами, и тот с гордостью доверенного раба признался: самийа понесло в город. Он что-то там ищет. И все теперь должны ждать, что же он там, среди окоченевших расклеванных трупов и крыс, найдет.
…Саид оскользнулся и упал на четвереньки, как кошка. Оторвав от пола ладони в перчатках, юноша боязливо их осмотрел: никто не мог поручиться, чем именно был заляпан пол этой комнаты на втором этаже разоренного дома в предместье. Разрубленная дверь висела на одной петле, ставни окна болтались снаружи, как вывернутые в суставах руки — Саид уже знал, почему. На изразцовой плитке внутреннего дворика лежали трупы трех женщин и двоих детей. Их поддели на копья и выкинули из окна. Они погибли еще в первую осаду — тела по летней жаре раздулись до безобразных размеров и уже давно лопнули, выпустив всю гнойную влагу.
Юноша поднялся на ноги и огляделся. Самийа стоял в двух шагах от него, в опоясывающем галерею коридоре — на пороге другой комнаты. И на что-то смотрел. Затем тряхнул головой, поправил закрывавший нос и рот платок и вошел. Саид тоже поправил ткань платка у себя на носу и решил не отставать.
Переступив порог комнаты, он понял, что зря это сделал. Надо было подождать снаружи. Но выбегать и тошниться в углу было стыдно — в конце концов, он каид гвардии халифа, к тому же не просто гвардии — корпуса южан.
Комната оказалась хозяйской спальней — в ней стояло роскошное ложе на кипарисовых ножках. Шелковые простыни оливкового шелка, зеленое шелковое же покрывало, подбитое мехом норки, — все было сбито и смято. Среди вороха переливающихся тканей лежало тело девушки. Вот она умерла, похоже, недавно. Возможно, несчастная пыталась пережить второй набег, спрятавшись в уже разоренном доме, — видно, надеялась, что в разграбленное жилище джунгары не войдут. Во всяком случае, та одежда, которая на ней оставалась, была одеждой бедной крестьянки — некрашеное полотно головного платка, грубая рубаха, юбка — впрочем, юбки на ней как раз не было. Платок был, а юбки не было. Видимо, ее насиловали долго и не по одному разу — даже у разлагающегося трупа видны были потеки крови между ногами. Потом ей вспороли грудную клетку и вырвали сердце. Говорили, что джунгары любили этим заниматься на спор — у кого ловчее получится, и сколько раз отрезанное от артерий сердце сократится в руке. Оказывается, джунгары умели считать.
Самийа опустился на колени рядом с телом и взял в руки свесившуюся с кровати черно-фиолетовую кисть. Рука девушки была сжата в кулак. Приглядевшись, Саид заметил, что в кулаке что-то зажато. Сумеречник что-то зашептал, платок у него на губах зашевелился — и скрюченные в мертвой хватке пальцы разжались. На пол со стуком упал какой-то предмет. Саид понял, что это такое, и облегченно вздохнул — они нашли, что хотели, в мертвом городе среди мертвецов.
… — Это называется пайцза, — сообщил паренек-толмач.
Аммар про себя подивился и даже позавидовал мальчишке — не каждый сумел бы пережить то, через что довелось пройти этому одиннадцатилетке. И уж точно не каждый бы сумел сохранить после всего пережитого беззаботный и веселый нрав.
Пять лет назад Ханида — так звали мальчика — вместе с матерью увели в рабство джунгары. Мать, не выдержав тяжелой работы и суровой степной зимы, умерла через год плена. А Ханид выжил. Повезло. Потом ему повезло еще больше — мимо стоянки джунгар проходил караван купцов, а год был голодный. Хозяин юрты решил, что зарезать Ханида на мясо будет не так выгодно, как продать, — и уступил мальчика купцам за мешочек соли. Так Ханид вернулся в аш-Шарийа, пусть рабом, но вернулся. Потом ему снова повезло! Как-то купец пришел с ним к кади Беникассима по своим делам, а кади поинтересовался, по какому праву ханьский купец удерживает в рабстве свободнорожденного верующего ашшарита. Так Ханид получил свободу — а теперь и место при войске.
— Пайцза — это как наше письмо-фирман с печатью, — резво трещал паренек. — Это пайцза десятника, видите, медная!
— Я понял, — кивнул Аммар и, вспомнив про обстоятельства, при которых Тарик нашел… предмет, не смог избавиться от мысли: значит, их было по крайней мере десятеро.
Парнишка тем временем, разинув рот, вытаращился на самийа. Да, на наших южных границах сумеречников почитай что и не увидишь. Нерегиль, кстати, на разинутый рот пацана не обращал ровно никакого внимания.
— Что ты хочешь с этим делать? — поинтересовался Аммар.
