Аманда Хемингуэй - Нефритовый Грааль
Лиловая Ряса заколебался, словно желая что-то возразить, потом тоже поклонился и исчез по мановению руки хозяина.
Человек в белой маске вновь погрузился в созерцание города. Натан смотрел на него с близкого расстояния, снизу вверх: проваленный подбородок, вылепленные черты белого лица, поблескивающие в дневном свете, черные, ничего не выражающие бугры защитных очков. Но он чувствовал, что под маской идет напряженная работа мысли, необъятного ума — обширного и сложного, сосредоточенного на одном-единственном предмете, плане, цели, какова бы та ни была. Никогда прежде Натан представить себе не мог, чтобы существовал подобный разум: разум, столь могущественный, что мальчик ощущал его работу, вспышки и угасания подавляемых эмоций, чувство устрашающей безысходности под спокойствием абсолютного контроля.
Испугавшись этой близости, Натан попытался отдалиться; он принялся отталкивать сон, пока тот не начал разваливаться; и вот мальчик уже летел по длинному темному туннелю исчезающих ощущений. Он словно потерялся во сне, а когда проснулся, видение продолжало преследовать его, яркое, словно наяву, и воспоминание об увиденном долго не желало тускнеть.
* * *Прошло недели две, и Натан вернулся. Он знал, что это тот же мир, тот же сон, — хотя обстановка изменилась. Натан снова очутился рядом с наездником, быть может, опять Реймором; впрочем, теперь их было множество: люди верхом на крылоящерах летели косяками по тринадцать, крылья взмахивали редко и почти синхронно. Внизу через громадный простор моря, растянувшись от края до края, плыл тусклый отблеск солнечного света. Натан видел, как колышутся бесконечные волны, как там и тут возникает белая рябь и как буруны, сталкивались, поднимают вулканы водяной пыли. Вскоре вдали возникла и понеслась на них, стремительно увеличиваясь, полоска земли. Натан видел серые утесы, отвесно уходящие в море, и за ними неровное плато, голое и неуютное.
Фаланга забрала влево и полетела вдоль береговой линии. Натан заметил, что на первом крылоящере за наездником сидит еще одна фигура, облаченная в красное. Человек делал нечто непонятное: рука его совершала замысловатые движения — и воздух между летящими и берегом мутнел: и вот уже словно пелена отделяла их от земли. Едва различимые утесы нависали над широким проливом, перекрещенным мостами и окруженным обширным портом. На воде вроде бы различались корабли, изредка попадались гидросамолеты, парящие над поверхностью моря подобно насекомым. Один из них заложил вираж и стал приближаться к летящему отряду, однако с каждым метром пелена становилась все плотнее; наконец самолет ударился о барьер, бока его заискрились, превращаясь в пламя; закружившись, судно рухнуло в океан догорающим фейерверком.
Красная фигура продолжала свой ритуал; теперь Натан оказался достаточно близко, чтобы расслышать: человек что-то напевает. Взглянув в сторону моря, он заметил еще одно судно — далеко за пределами барьера. Отделившись от внешнего крыла фаланги, два крылоящера полетели в его сторону. Натан не очень хорошо разглядел, что именно там произошло; только корабль вдруг вспыхнул и бесследно исчез, не потревожив движения волн.
Сон утратил свое очарование. Мальчику начало казаться, что даже просто наблюдая, находясь там, он стал действующим лицом, молчаливым соучастником какого-то ужасающего злодеяния. Он попытался оторваться от фаланги и почувствовал, как разум его падает, камнем обрушивается в океан. Потом падение замедлилось и перешло в скольжение: Натан коснулся верхушек волн как раз над тем местом, где затонул корабль. В воде кто-то был — по-видимому, последний член экипажа: вздымался над поверхностью и снова погружался серый шлем. На человеке не было ни спасательного пояса, ни жилета; долго ему не протянуть. Зная это, хозяева крылоящеров бросили несчастного на произвол судьбы. Хотя лица тонущего видно не было, Натан ощущал его ужас, и внутри мальчика разрасталась, угрожая взорваться, необходимость помочь — мощная, как гнев. Он спустился еще немного и, протянув руку, почувствовал удар холодной воды о кожу; крепко схватил барахтающегося человека за руку. Потом их выбросило из сна с такой силой, что у Натана скрутило внутренности, и швырнуло на каменистый берег. На ночной пляж, где буруны разбивались о гальку и простынями вздымалась морская пена, светящаяся в темноте. Натан разжал сцепившиеся руки и почувствовал, как отдаляется, соскальзывает обратно в забытье. Разбудил его звонок в школьной спальне. Натан сел в кровати, ощущая дискомфорт: рукава пижамы были мокрыми.
* * *В ту субботу они играли в регби против другой школы. Натан внес свою лепту в победу команды аббатства Ффилде, забив дважды, и вернулся домой поздно, зато в приподнятом настроении. Он собирался рассказать Бартелми о своих снах, но, когда дело дошло до разговора, почему-то разуверился в правдивости собственных видений и оказался не готов подвергнуть их скептическому анализу. Правда, в воскресенье они встретились с Хейзл — необходимость поделиться с ней не ставилась под сомнение. («Не с Джорджем, — решил он, не спрашивая себя почему, — именно с Хейзл».) Следующим утром они с Анни завтракали поздно, заодно слушая по радио местные новости. Планируется жилищная реформа, существует риск затопления в окрестностях деревни. «Предположительно человек, обнаруженный несколько дней назад на пляже залива Певенси, — незаконный иммигрант. На нем был водонепроницаемый костюм, закрывающий тело с головы до ног; он мог добраться до берега вплавь, спрыгнув с корабля. Человек не владеет английским языком, и пока его национальность не установлена. Полиция считает маловероятным, что он действовал в одиночку, и просит местных жителей проявлять бдительность».
Анни заметила, что Натан забыл про свои хлопья.
— У тебя все нормально? — поинтересовалась она.
— Да. Да, конечно. — Натан вернулся к завтраку. Минуту спустя он спросил: — А что с ним сделают? Его могут… посадить в тюрьму?
— Незаконного иммигранта? Наверное. Пока не выяснят, кто он такой, и предоставят ему убежище.
— Но… это же неправильно. Он один. И в отчаянии. Мы должны ему помочь.
Анни тронула заботливость сына.
— Да, должны. Беда в том, что люди боятся. Боятся чужаков — всех посторонних. Они думают, что иммигранты отберут работу и дом, хотя их не так уж и много; ведь приезжие не только занимают, но и создают рабочие места. Но страх отупляет людей, а иногда даже делает жестокими.
— А можно мне взглянуть на него? — неожиданно попросил Натан. — На человека с пляжа?
Анни была явно ошеломлена.
