Наталья Субботина - Клейменные одиночеством
Тиренн давно ушел в дом, оставив для меня на скамейке чистую одежду, а я все сидел в остывающей воде и думал. Какой ужас владел людьми, которые шли убивать семью соседа, наверняка многим приходящегося родственником, поджигать дом в собственном селении, рискуя спалить всю деревню! И даже время, ясно показавшее, что Одинокий не причинил вреда ни женщине, ни ребенку, не смогло полностью избавить их от суеверной боязни. Кто виноват в этом — природная трусость крестьян или мы сами, Одинокие? Меня всегда раздражал испуг в глазах почти каждого встречного, но ни разу я не пытался что-то изменить. Пользовался тем, что боятся отказать мне в просьбе… и именно этого страха не мог им простить. А Тиренн, пострадавший без всякой вины, — смог.
Когда я вернулся в избу, хозяин походил вокруг меня, придирчиво осматривая, и огорченно нахмурился. Шерстяная рубаха, украшенная искусной вышивкой, болталась, как на чучеле, а охотничьи штаны из оленьей кожи оказались коротковаты. Мне это было безразлично: главное — одежда чистая и не рваная, а в замке владетеля найдется что-то более подходящее. Но Тиренн наказал дочери поправить дело. Я не возражал, не желая обидеть доброго мужика, от всего сердца отдавшего мне лучшее, что нашлось в сундуках. Уже собирался снять рубаху, как вдруг Бенира сдавленно охнула и бросилась в соседнюю комнату, едва не оборвав плотную штору в дверном проеме. Я вопросительно посмотрел на Тиренна, его взгляд был устремлен в окно.
— Приперся, песий сын.
— Кто?
Нелюдимый посуровел лицом и ответил, отвернувшись от окна:
— Жених Бениркин. Бывший.
Я вздохнул. Все ясно. Не каждый захочет взять в жены женщину, беременную от другого. Даже перед освященной вековыми традициями Ночью невесты обязательно заключают Нерушимый договор — чтобы жених не пошел на попятную, если не ему достанется невинность суженой. Но добровольно подаренные ласки — это одно, а насилие… Каково пришлось девчонке, когда любимый, вместо того, чтобы утешить — предал. Конечно, отец отвергнутой невесты не желал видеть человека, причинившего ей боль. Выйти замуж Бенира теперь вряд ли сможет… Хорошо, если сыновья Тиренна позаботятся о сестренке, когда его не станет. Нелюдимый ведь не молод, сила и ловкость уже не те — уходя на охоту, не поручится, что вернется.
Хозяин решительно направился к двери, распахнул ее и остановился на пороге, сложив руки на груди.
— Убирайся, недоносок! Иди, откуда явился.
Я пошел следом и встал за его плечом. Во двор входил паренек — тот самый, который отговаривал меня идти к Нелюдимому. Мальчишка тяжело и часто дышал, открыв рот и держась за бок, словно долго бежал. На Тиренна он не обратил никакого внимания. Заметив меня — рванул из последних сил к крыльцу с криком:
— Господин Путник! — остановился, переводя дух. — Беда. Там. Верны, — и вдруг хлопнулся на колени: — Братишку спаси.
Разузнать о случившемся оказалось непросто. В ответ на вопросы малец бессвязно бормотал, таращил лихорадочно блестящие глаза и через слово повторял: «Шоила спаси, братишку». Наконец я влепил ему хорошую затрещину, пацан немного пришел в себя и смог что-то объяснить. Из сбивчивого рассказа выходило, что его брат ходил с друзьями на охоту. Они увидели верна и побежали без оглядки. Отсутствие одного из товарищей заметили уже в деревне и сказать, когда Шоил отстал, точно не могли. В лес соваться никто, понятно, теперь не хотел — зажгли костры вокруг селения и попрятались по домам.
— А как выглядел тот верн?
— Огромный, сказывают… И с рогами.
— Может, это лось был?
— Так летает, говорят. Черный весь, и трава под ним сохнет.
Я поморщился. Только крестьяне могли увидеть верна в обличье рогатого монстра. Но если сохнущая трава — не плод их воображения… и если ребенок действительно пострадал от этой твари — спасать поздно. Однако оставалась надежда, что Шоил просто подвернул ногу или свалился в овраг и лежит где-нибудь раненый, ждет помощи. Я без раздумий согласился отправиться на поиски пропавшего. Верны специально на людей не охотятся: их одинаково влечет любая жизнь, а в лесу в ней недостатка нет. Так что шанс избежать смерти у Шоила все же был. Только следовало поспешить.
— Ты знаешь, где они встретили верна?
— Да. Примерно…
— Веди.
Лес встретил нас сумраком и запахами хвои, грибов и осенней листвы. Было довольно прохладно. Я это едва замечал: доводилось терпеть и не такое, привык. Стылые камни и влажный опад под босыми пятками только бодрили. А вот мальчишка в насквозь пропитанной потом рубашонке зябко ежился. Он испуганно озирался и, казалось, сам не знал, чего боится больше — отойти от меня или приблизиться. Но стремление спасти брата все же было сильнее страха, и я не без удивления понял, что почти зауважал сосунка. Он порывался бежать, пришлось осадить. В изобилующей выворотнями, торчащими корнями, ямами и оврагами местности в спешке можно и ногу свернуть, если не шею, да и силы следовало поберечь. Венк — так назвался мой проводник — уверял, что найдет урочище, в котором охотники повстречали верна, потому я решил направиться прямо туда, а затем идти к деревне по их следам. Шли быстро, но в таком темпе, который можно долго поддерживать. Я прислушивался и осматривался, чтобы не пропустить возможную опасность или Шоила — нельзя было исключать вероятность, что ребенок побежал в сторону дома Нелюдимого. О том, что никуда он не убежал, думать не хотелось. Но я, конечно, думал. И, хотя судьба мальчика была неизвестна, чувствовал свою вину — перед Тиренном, который верил в мою непогрешимость, перед неизвестным лекарем, три луны назад отдавшим за меня жизнь… и даже перед Венком и другими крестьянами. «Выходит, не зря ждали от меня несчастья». Конечно, тварь могла явиться в эти места откуда угодно, но я чувствовал: верн — мой, из той самой, едва не угробившей меня бреши. Она была открыта достаточно долго, чтобы из нее поналезло изрядно этой пакости. А я в тот раз оказался в таком плачевном состоянии, что не мог с ней справиться… И винить некого, кроме себя.
Черноигольный бор, где мужики видели верна, мы нашли без труда, восстановить картину событий тоже оказалось несложно. Крестьяне заметили эту дрянь издалека и бросились наутек — их путь проследил бы и слепой, ломились не разбирая дороги. А вот пепельно-серая полоса на соломенно-желтом ковре мелкой травки-подигольника пролегала на приличном расстоянии и совсем в другом направлении — значит, верн ими не заинтересовался, у него была другая добыча… Это обнадеживало. Венк, уверившись, что тварь не тронула брата, заметно приободрился. Тревога никуда не делась, но панический ужас исчез. Парень не раз сталкивался с обычными опасностями, подстерегающими в лесу, и знал, что им противопоставить. Осмотрев все вокруг, мы пришли к выводу, что Шоил бежал вместе с остальными, и двинулись в ту же сторону — медленно, чтобы не пропустить место, где он отбился от своих. Прошел час, за ним другой. Черноигольный бор остался далеко позади, теперь вокруг высились стройные деревья с заметно поредевшими желтыми кронами. Под ногами шуршала опавшая листва. Мальчишка оказался неплохим следопытом и теперь вел меня в нужном направлении, легко отслеживая путь беглецов даже там, где я не видел никаких знаков.
