Маргарет Уэйс - Дитя мертвых Богов
Паслен остановился.
— Рис? Рис! Ты меня слушаешь?
Рис не слушал. Он сидел, прислонившись спиной к стене и опустив голову на грудь. Он спал, крепко спал, так крепко, что голос кендера и даже пара толчков не смогли разбудить его.
Паслен вздохнул, поднялся, подошел к девочке и присел на корточки, чтобы как следует рассмотреть ее. Она совершенно не походила на Богиню. Она походила на мокрую крысу. Паслен снова ощутил приступ ужасной печали, которую чувствовал при виде Мины, взрослой Мины. Ему это не понравилось, и он, утерев глаза и нос рукавом, снова исподтишка взглянул на Риса.
Его друг все еще спал и, очевидно, должен был проспать долго. Достаточно долго, чтобы Паслен успел поговорить с девчонкой — кем бы она ни была — и сказать ей, чтобы она шла в процветающий город под названием Дом Пирогов, и шла самостоятельно. Причем отправляться ей следовало немедленно и тихо, чтобы не разбудить Риса.
— Эй, ты! — громким шепотом позвал неизвестную Паслен и протянул руку, чтобы разбудить ее.
Но рука его застыла в воздухе. Когда кендер представил, что сейчас дотронется до ребенка, пальцы его слегка задрожали и он отдернул руку. Он продолжал сидеть на корточках, не сводя пристального взгляда с Мины и пожевывая губу.
Что он увидел? Что отличало ее от остальных смертных? Что отличало ее от мертвых, которых он встречал, с которыми разговаривал? Чем она отличалась от неумирающих? Паслен пристально смотрел на ребенка, и по щекам его снова покатились слезы. Он видел красоту, совершенную красоту. Красоту, с которой не мог сравниться самый прекрасный и величественный рассвет, рядом с которой сверкающие звезды казались тусклыми и бесцветными. При виде этой красоты сама его душа, казалось, застыла в благоговейном трепете, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть чудесное видение. Но не физическая красота девочки заставила сжаться его сердце и вызвала на глазах слезы.
Ее красота была скрыта под безобразием. Она была запятнана кровью, закутана в покрывало смерти и разрушения. Зло, страх и отвращение застилали ее истинный облик.
«Она действительно Богиня, — произнес кендер про себя. — Богиня Света, творившая ужасные вещи. Я знал это с самого начала. Я просто и сам не понимал, что знаю это. Вот почему я каждый раз плакал при виде нее».
Паслен не думал, что сможет объяснить это Рису, он не был уверен, что сможет объяснить это самому себе, и решил поговорить о своих впечатлениях с Аттой. Он обнаружил, что рассказывать сложные вещи собаке гораздо легче, чем человеку, — в основном потому, что животные никогда не задают вопросов.
Но, обернувшись, чтобы обсудить Мину с Аттой, кендер увидел, что собака улеглась на бок и крепко спит.
Паслен уселся у стены рядом с Рисом. Кендер сидел так, размышляя о чудесах, которые ему довелось увидеть, и слушая негромкое дыхание Риса, и негромкое дыхание девочки, и негромкое дыхание Атты, и едва слышный шелест ветра, вздыхавшего над дюнами, и плеск волн, набегавших на берег, и откатывавшихся прочь, они снова набегали на песок и снова отступали в море…
Глава 6
Внезапно Паслен проснулся, разбуженный лаем Атты.
Собака вскочила и пристально смотрела на вход в грот. Она вся напряглась, шерсть на загривке встала дыбом. До Паслена донеслись какой-то хруст и звук тяжелых шагов: к пещере кто-то приближался.
Шаги раздавались все ближе.
Атта снова залаяла — резко, предупреждающе. Мина пошевелилась, натянула на голову ткань и снова уснула. Шаги стихли. На землю у входа в грот упала тень, и чья-то фигура заслонила свет.
— Монах! Я знаю, что ты здесь.
Голос звучал приглушенно, но Паслен без труда узнал его.
— Крелл! — взвизгнул он. — Рис, это Крелл! Паслен не знал страха, как все кендеры; однако, в отличие от большинства его сородичей, природа в достаточной Мере наделила его здравым смыслом; сам Паслен считал, что это качество появилось у него после продолжительного общения с мертвыми. Итак, вместо того чтобы поспешить наружу и приветствовать Рыцаря Смерти, как поступили бы в данной ситуации большинство кендеров, Паслен отполз в глубину пещеры и снова позвал Риса.
— Я не сплю, — спокойно произнес Рис.
Он уже стоял на ногах, держа в руке эммиду.
— Атта, молчи. Ко мне.
Собака подбежала к хозяину. Она больше не лаяла, но глухо рычала.
Крелл ввалился в грот. На нем теперь не было зловещих доспехов Рыцаря Смерти. Он сам напоминал смерть. Лицо скрывал шлем, сделанный из бараньего черепа. Над головой вились рога, в глазницах поблескивали маленькие глазки. Нагрудник тоже был костяным и походил на верхнюю часть черепа какого-то гигантского чудовища. Руки и ноги Крелла были заключены в костяные латы, словно рыцарь оделся в собственный скелет. Из его ладоней, локтей и плеч торчали костяные шипы, в руке он держал меч с костяной рукоятью.
Крелл был ужасен на вид, но глаза, сверкавшие из-под шлема-черепа, уже не пылали жутким огнем, как у живого мертвеца. Они были тусклыми и бесцветными. От него больше не несло смертью. От него просто несло — он обливался потом под тяжестью своих доспехов. Рыцарь тяжело дышал, потому что все эти кости весили, немало, а ему пришлось преодолеть путь от замка до пещеры пешком.
Паслен прекратил ползти и сел на корточки.
— Крелл, так ты ожил! — воскликнул он, хотя не был уверен, что это хорошая новость. — Ты больше не Рыцарь Смерти!
— Заткнись! — прорычал Крелл. Он оглядел грот, мельком посмотрел на спящего ребенка, окинул кендера яростным взглядом и снова обернулся к Рису. — Я пришел за Миной. От имени Повелителя Чемоша я требую сообщить мне, где она.
— Во всяком случае, здесь ее нет, — тут же вмешался кендер. — И мы не знаем, где она. Мы ее не видели, правда, Рис?
Монах молчал.
Крелл прищурился. Хотя было темно, в небольшой пещере не нашлось бы укромных уголков, где можно было бы спрятаться.
— Где Мина? — повторил Крелл.
— Ты же сам видишь, — снова встрял Паслен. — Ее здесь нет.
— Тогда куда она делась? — рявкнул рыцарь. Он не сводил взгляда с Риса — Помнишь нашу последнюю встречу, монах? Помнишь, что я с тобой сделал? Я переломал тебе все пальцы. Но сейчас я не стану тратить время на подобную чушь. Я просто отсеку тебе руку…
Крелл вытащил меч и шагнул к Рису.
— Атта, стоять… — начал тот, но было уже поздно. Атта набросилась на Крелла и вонзила зубы ему
в ногу в том месте, где плоть не была защищена костяными пластинами.
Крелл взвыл от боли и, согнувшись, принялся рассматривать место укуса. Из ран, оставленных двумя рядами зубов, сочилась кровь. Он яростно зарычал и попытался ударить собаку мечом. Атта проворно отскочила в сторону, а Рис отразил удар Крелла с помощью посоха
