Элеонор Бирке - Школа мечтателей
— Вэйосы! Придется всем вам покинуть школу! Встретимся через год, когда вы повзрослеете! — вмиг разразилось негодование. Однако взгляд Шампиньона казался твердым и решительным, и потому ребятня быстро притихла.
— Спасибо, Шампиньон, — поблагодарил за помощь Кипарисус. — Вэйосы, вы должны запомнить: учиться будут только те, кто готов слушать и кому есть, что слушать, — дети насторожились, только Кирк был спокоен, разгадав пустую угрозу учителей. Он знал: никого и никогда не выгоняли из школы за поведение. — Что, испугались? Не бойтесь, сейчас вас накормят праздничным обедом и отпустят по домам! Завтра все должны прийти в назначенное вашими провожатыми время и место. Мистер Шампиньон, госпожа Сесиль Фиганро, госпожа Пенелопа Хайвон и я, подробно вам обо всем рассказали. Еще раз поздравляю вас с праздником и вперед за угощениями! Давайте! Веселее! — он улыбнулся, а Шампиньон одобрительно кивнул ему.
Дети выдохнули с облегчением, поняв, что их не выгонят в первый же день из школы. Радостные крики и смех вспыхнули с новой силой, и рой вэйосов устремился в столовую комнату.
Угощениями заставили все столы. Но не это привлекло всеобщее внимание. Впервые попав в столовую, сразу бросалось в глаза нечто иное. Сосуды с водой, соком, компотами и еще какими-то зеленоватыми, фиолетовыми, красными, желтыми жидкостями висели тут и там. Емкости крепились к потолку цепью толщиной с руку взрослого мужчины, а по форме напоминали ульи диких пчел, только увеличенных в сотню раз. Громадные, совершенно прозрачные и каждая с несколькими краниками с разных сторон на разной высоте. В потолке, куда они крепились, была встроена система механизмов, с помощью которых, по мере опустошения, сосуды продвигались к кухне. Там на время исчезали, но позже, после того как их мыли и вновь наполняли вкусными напитками, они появлялись с противоположной стороны.
Свет в столовую проникал через треугольные витражи на куполообразном потолке. Одинакового размера, закругленные вместе с куполом они сходились к круглому гербу в центре. Его украшала эмблема Купола Природы — летучая мышь с фонариком в правой мохнатой лапке, которую она выставляла вперед. Точно такая же эмблема украшала колечки вэйосов.
После осмотра столовой дети принялись за угощения. Чашки с аппликациями зверушек, морских обитателей и всевозможных растений замелькали около ульев со сладкими напитками. Маленькие бутерброды на шпажках разлетелись, словно их и не было.
Элфи, уже совсем оправившись, лопала картофельные пампушки с мясной начинкой, поливая их вишневым сиропом. Она болтала с Кати, Нильсом и Кирком. И это вовсе не мешало жевать и смеяться одновременно, похрустывая между делом еще и сочным зеленым яблочком. Спесь Беккета вдруг куда-то подевалась. Он, как обычный мальчишка, измотанный впечатлениями, наконец-то расслабился и радовался трапезе. Это обстоятельство успокоило госпожу Пенелопу. Именно таким она хотела его видеть в главном холле Купола Природы. Сначала испугавшись его чрезмерной взрослости, сейчас она поняла: он маленький мальчик, но слишком уж начитанный. К тому же единственный ребенок в семье! А это порой заставляет малышей думать, что они единственные во всем мире, а остальные так, для декорации или же для исполнения желаний. Словом прилагаются к «центру вселенной».
Харм никогда не видел столько еды. Кроме щей и вареного картофеля он практически ничего не пробовал. Многое казалось ему ненастоящим: как же это едят? Он осмотрелся и стал копировать действия детей. Скоро скованность и неуверенность исчезли в никуда. Так вкусно! Уже не озираясь и совершенно не осторожничая, он принялся хватать все подряд: котлетки, незнакомые овощи, фрукты, напитки, что-то в чашке… Вдруг перед глазами все поплыло. Слезы брызнули сами собой, и он широко открыл рот, пытаясь сделать вдох. Лицо превратилось в бордовое солнце, но он этого увидеть не мог. Детвора, находившаяся рядом, рассмеялась:
— Он выпил соус!
— Посмотрите, сейчас лопнет…
Харму было не до смеха, за стеной слез мелькали расплывчатые образы, хохот детей исходил со всех сторон и дезориентировал его. Харм потерял равновесие и чуть не свалился на пол. Во время к нему подошел Шампиньон. Учитель взял Харма за плечи и усадил на стул:
— Выпей вот это. Станет легче.
Харм схватил стакан и проглотил содержимое залпом. Что-то вкусное и сладкое действительно помогло. Вытерев слезы рукавом, постепенно, приходя в себя, он спросил:
— Что это?
— Это молоко! — удивился Шампиньон.
— Молоко? Надо запомнить. Мне понравилось.
Харм вскочил со стула и направился к ближайшему столу. Не оглядываясь на Шампиньона, он вновь принялся хватать угощения, но теперь, избегал пиал с ложечками. Шампиньона ошарашили. Он проводил взглядом ненасытного мальчугана, затем улыбнулся сам себе:
— Бывает же такое. Кто это интересно? — он пошел к учительскому столу и обратился к Брегантине. Та, окончив свои выступления в других корпусах, теперь по очереди посещала празднества в каждом из них. — Такой забавный мальчишка. Грязный, в дряхлой рубашонке. Его из джунглей привезли что ли?
— Ты про Харма Дриммерна? — сразу уловила о ком речь Брегантина.
— Наверное, да. Здесь только один такой.
— Это внук Анны Волгиной.
— Анны!? Но Анна была роскошна, образована и, как мне известно, довольно богата. А этот парнишка явно из бедной семьи. — Шампиньон, сам никогда не встречавшийся с ней, видел ее портрет в Гавани Художников. О ней много говорили, часто с восхищением. — Анна из просвещенных? И в таком состоянии ее внук?
— Франклин, — сказала Брегантина. Шампиньона перестали называть по имени, чтобы не создавать путаницу, когда директором Купола Природы стал Франклин Кипарисус. Но Брегантина, как глава школы и самая старшая в ее стенах, называла всех по именам. — Франклин. Не все так просто. Ты многого не знаешь. Анна погибла, но перед этим случилось нечто неприятное. Последствия ощущаются до сих пор.
Шампиньон напрягся:
— А что случилось? Я думал, мечтатели витают в облаках и творят чудеса.
— Да, так и должно быть. Но с ней случилась беда, она была у немров, — скорбно выдавила из себя последнее слово Брегантина.
— У немров? О нет! Они убили ее?
— Нет, но что-то изменилось в ней с тех пор, и с этим Анна не смогла смириться. Она утеряла чудо в душе, и обуяла ее скорбь.
Шампиньон никогда не слышал подобного, он попытался сглотнуть ком подкатывающийся к горлу, но ничего не вышло, да и мышцы живота вдруг словно свело судорогой:
— А Харм знает?
— Конечно же, нет! Как можно допустить такое? Дриммерны не имеют понятия о случившемся. Они не помнят ее. Дело не в знании, дело в последней мечте разрушенной души, — резюмировала Брегантина, а Шампиньон съежился еще больше.
