Денис Юрин - Воскрешение
– Зачем в Альмиру пожаловал? – наконец-то оторвавшись от бумаг, но, не торопясь их вернуть, задал дежурный вопрос капрал.
– Сперва по девкам, а там погляжу… – невозмутимо ответил наемник с резанувшим слух стражника неприятным имперским акцентом.
– А что, в других городах девки перевелись?! – сердито сдвинув брови и придав лицу самое суровое выражение, произнес служитель порядка.
– Бумаги верни и пусти! – ни на йоту не повысив голос, но все равно угрожающе потребовал путник и вызывающе посмотрел капралу прямо в глаза. – Не в свое дело лезешь, служивый! Ни рожей, ни чином не вышел, чтоб мне перед тобой отчитываться! Иль пускай, иль командира кличь! Уж я-то его научу, как солдатушек в узде держать и муштровать вас, вшей казарменных! Совсем распоясались, олухи альмирские, бог весть кем себя возомнили!
Кулак капрала сжался. Разозленный наглостью досматриваемого, стражник едва не сорвался и не ударил, но вовремя спохватился и умерил свой пыл, поскольку, во-первых, чувствовал, что может получить сдачи, да еще такой, от которой отойдет лишь к вечеру на койке казарменного лазарета, а во-вторых, не сомневался, чью сторону в конфликте примет их вредный лейтенантишка, только и ждущий повода, чтобы придраться и наказать.
– Пшел! – выдавил из себя капрал, не передав в протянутую руку странника, а бросив ему под ноги гербовые листы.
Унизительная выходка не удалась, что весьма опечалило стража порядка. Молниеносным, едва уловимым глазом движением рука путника перехватила бумаги на лету, как только они покинули потные ладони капрала.
– Спасибочки… – с насмешкой произнес отставной наемник. – …А уж земной поклон я как-нить в другой раз отмерю… Не боись, про должок не забуду!
Обычно капрал не обращал внимания на угрозы, подобные этой, ведь они всего лишь слова, пустое сотрясение воздуха, за которым редко когда следуют наносящие реальный вред действия. Когда стоишь на воротах столицы, то слышишь страшные обещания по нескольку раз на дню, но ни разу ни один из грозивших с пеной у рта не решался воплотить сказанное в жизнь. Однако в тот день служивый действительно испугался. Наемники – особый народ, они не привыкли бросать слова на ветер, а выходцы из Империи вообще никогда не забывают обид, даже мелочных. Поквитаться с обидчиком – что для тех, что для других – дело чести, а подозрительный человек, направившийся четким армейским шагом в сторону рыночной площади, являлся и бывшим платным солдатом, и уроженцем суровой восточной страны, которую побаивались все, даже воинственные герканцы.
Настроение стражника еще более ухудшилось и достигло самой низкой отметки – полнейшей апатии, а вот пригрозивший расправой бывший наемник, наоборот, заметно повеселел. На самом деле он не собирался мстить за оскорбление, почти нанесенное стражником. Во-первых, потому что оно не удалось: бумаги не коснулись грязной земли и его спина соответственно не согнулась в низком поклоне. А во– вторых, потому что на месте капрала стражи он повел бы себя еще более грубо и агрессивно: не позволил бы себя запугать, а после первых же нелестных слов в свой адрес точно не удержался бы и проехался бы кулаком по наглой физиономии хама, которого только что столь удачно изобразил.
В который раз Дарк Аламез убедился (а память его в этом плане не подвела), что можно легко и быстро добиться абсолютно всего, если: хорошо понимать человеческую натуру; знать законы, по которым живет людское стадо, то есть большинство представителей этого вида, к которому он и себя частично причислял; и, конечно же, не воспринимать всерьез ни одну из жизненных основ, совокупность которых гордо именуется моралью. Самым ярким примером и наглядным подтверждением эффективности рецепта достижения успеха в человеческом обществе стал в этот день он сам.
Еще утром он был обычным босяком на грязной дороге с единственной монетой за душой и в буквально разваливающихся при ходьбе лохмотьях, годных лишь на то, чтобы в них просить милостыню перед церковью. Вот только недавно пробил полдень, а он уже совершил умопомрачительный прыжок вверх по иерархической лестнице человеческого общества, практически совершил для многих невозможное. На нем был добротный костюм, хоть и перепачканный травою да грязью, но это можно было списать на превратности плохой дороги. На поясе моррона болтались, то и дело постукивая друг о друга, два очень приятных и полезных предмета: туго набитый серебром да золотом кошель и хороший кинжал, который он имел право носить открыто, не пряча за пазуху или голенище сапога. Освобождение от податей мало что для него значило: с такими деньжищами, которые теперь водились у него, не грех и пару грошей заплатить. Но самое главное – он совершенно безнаказанно присвоил чужое добро и даже не допускал мысли, что его покарает длань воистину слепого правосудия. Дело в том, что ни одна из жертв не успела разглядеть его лица, а истинный хозяин присвоенных им бумаг не мог теперь доказать свое имя, следовательно, попасть в Альмиру и покарать обидчика.
И все это свершилось лишь потому, что Дарк знал, что делать, и, в отличие от большинства людей, не боялся совершать поступки. В конце концов, что может напугать существо, дважды посещавшее тот свет и дважды с него возвращавшееся? Уж точно не боязнь кары за нарушение закона и не лицемерные нормы морали, выдуманные лишь для того, чтобы одним было сподручней обжулить других и при этом чувствовать себя добропорядочными людьми, чья душа просто не имеет иного пути, как после смерти бренного тела прямиком прошествовать на Небеса.
Путь к обогащению и, соответственно, превращению из жалкого нищего в уважаемого человека начался именно у той рощицы возле дороги. У Дарка появилась дерзкая мысль, и, несмотря на риск быть побитым или убитым, он не побоялся ее реализовать. Кто живет во имя человечества, тот обычно не ведает страха и не мучается угрызениями совести, ничуть не беспокоясь о судьбе отдельно взятых индивидуумов человеческой общности. Разве полководца волнует, что он ради победы каждый день отправляет на смерть десятки, сотни, а то и тысячи людей? Конечно же, нет. Он мыслит иными категориями, чем обычные люди, и его совесть молчит, его разум подчинен куда более значительным целям. Морроны – те же полководцы, пытающиеся руководить огромным, разобщенным воинством людей и привести его к победе! Совесть Аламеза молчала, молчала давно… с тех самых пор, как он вместе с боевыми товарищами ради спасения человечества обрекли на смерть защитников Великой Кодвусийской Стены и жителей целого маленького королевства.
Хоть человек существо и коллективное, но все же в некоторые моменты своего бытия стремится к уединению, например для того, чтобы хорошенько подумать или справить физиологическую нужду (довольно часто первое желание успешно сочетается со вторым). Бывшие постояльцы «Петуха» пили всю ночь напролет, а затем настолько были поглощены объединившей их навязчивой мыслью как можно быстрее добраться до городских ворот, что сразу ринулись в путь, вместо того чтобы сперва посетить лесок, находившийся не так уж и далеко от трактира. Конечно же, позывы естественных потребностей застигли их на дороге, прямо посреди поля. Некоторые путники, а подавляющее большинство из них, как нетрудно догадаться, составляли мужчины, не были застенчивы и без стеснения, даже со смешками, оросили обочину, причем отдельные, особо талантливые личности даже не сбавили шага во время «протекания» жизненно важного процесса. Это заметно улучшило их самочувствие, однако не сняло остроту главного желания. Неприятное потягивание внизу живота призывало путников к поспешному уединению на лоне природы… хотя бы в невысоких кустах. Даже самые бесстыжие люди не отваживаются спускать штаны и садиться в позу мыслителя прилюдно.
