Серена Валентино - Чудовище. История невозможной любви
— Очень рад видеть вас наконец, няня, — сказал Принц, а няня сморщила нос, словно учуяла в воздухе неприятный запах.
— Да-да я тоже рада видеть вас, Принц, — ответила она. — Но не будете ли вы столь любезны показать нам наши комнаты, чтобы я могла уложить эту девочку в горячую ванну?
Тут бразды правления взял в свои руки Когсворт:
— Если вам будет угодно следовать за мной, леди, я с радостью покажу вам ваши апартаменты, где вы сможете освежиться и привести себя в порядок после долгого путешествия.
С этими словами он повел приехавших дам вверх по лестнице и вместе с ними скрылся из виду.
«Что ж, — подумал Принц, — с этой недовольной няней их визит станет еще интереснее».
Может быть, ему удастся уговорить миссис Поттс заманить няню к себе на кухню, тогда у него появится возможность побыть наедине с принцессой. Трудно предположить, как сложится ближайшая неделя в компании с такой няней. Мысли Принца прервало сообщение о том, что в замок прибыл еще один гость.
Маэстро!
Он явился при полном параде, весь одетый в бархат и кружева различных оттенков лилового и черного. Большие печальные глаза художника на его слегка припухшем лице именно от этого почему-то казались еще красивее.
Маэстро выглядел так, словно порывался рассказать какую-то пикантную историю, и Принц задумался, разумно ли будет сажать няню и Маэстро за один стол за обедом сегодня вечером. У него закружилась голова, когда он представил, с каким лицом няня будет слушать странные россказни художника. Чтобы решить эту проблему, нужен был Когсворт. Он сумеет все уладить.
И тот сумел. Няня обедала с миссис Поттс, Когсвортом и другими слугами внизу — по приглашению миссис Поттс.
Вообще-то было не принято сажать кого-либо из гостей внизу со слугами, но миссис Поттс умела найти подход к людям, и к концу обеда они с няней уже оживленно болтали, вспоминая о проделках юного Принца и принцессы и решая, кто из них был более шаловливым ребенком.
Обед, проходивший тем временем наверху, был великолепен. Слуги по-особенному украсили обеденный зал — помимо большой цветочной вазы в центре стола, было искусно расставлено еще несколько маленьких ваз, создающих атмосферу залитого сиянием зажженных свечей сада. Кроме этого, на столе стояло множество маленьких хрустальных вазочек с плавающими в них цветками и свечами — грани хрусталя, преломляя свет, отбрасывали разноцветные лучи на стены зала и на сидящих за столом. Это было прелестно, но Принц решил про себя, что его суженая прекраснее всего этого великолепия. Установившееся за столом молчание нарушил Маэстро:
— За любовь во всех ее соблазнительных и мучительных проявлениях!
Тьюлип захихикала, прикрывшись своим веером, а Маэстро встал, театрально выпрямился и высоко поднял свой бокал, ожидая, по всей видимости, что кто-нибудь подхватит его тост.
Принц испугался, что Маэстро может остаться так стоять здесь навеки, словно застывшее на его картинах мгновение, если быстро не сказать что-нибудь в ответ.
— Да! За любовь! — сказал Принц и быстро добавил: — И за вас. Маэстро!
Принцесса Тьюлип снова захихикала, ее смех еще сильнее согрел сердце Принца. Ему очень нравилось то, какой нежной и застенчивой она была, то, что она могла сидеть, не вмешиваясь в разговор, и при этом выглядеть неотразимо прелестной. Он не мог выбрать себе в невесты более подходящую девушку.
— Мне доставляет величайшую радость видеть вас у себя, Маэстро! Я знаю, вы, как никто, сумеете запечатлеть на полотне скоротечное мгновение, и мы будем вспоминать о нашей помолвке не только с нежностью, но и… Как это вы сказали? Ах да, наши чувства будут постоянно испытывать давление глубинных и мощных воспоминаний об этом конкретном моменте времени.
Маэстро выглядел польщенным.
— Горжусь тем, что вам так живо запомнились мои слова, — сказал он, а затем переключил свое внимание на юную леди, надеясь выяснить для себя что-нибудь о ее личности: — Вас, должно быть, переполняет предвкушение, принцесса, я не ошибся?
Принцесса широко раскрыла глаза от удивления и явно не знала, что сказать.
— О да, это так, — наконец выдавила она. — Я с нетерпением жду свадьбы.
— Ну разумеется! Но я-то имел в виду нашу картину! Мне хотелось бы посмотреть на ваши наряды, чтобы выбрать те, что подойдут моему замыслу, и оговорить фон портрета. Я думаю, что лучше всего для этого подойдет розовый сад. Да, это будет именно розовый сад! Все, я так решил и своего решения уже не изменю! — И он продолжил: — Мне кажется, что каждый портрет, если он написан с настоящим чувством, — это портрет художника, а не того, кто позирует. Могу сказать, что вы оба будете выглядеть на нем блистательно!
Тьюлип несколько раз моргнула, пытаясь понять, о чем идет речь.
— Вы будете нарисованы вместе с нами, Маэстро? — спросила она наконец. Оба джентльмена рассмеялись.
Принцесса Тьюлип Морнингстар не знала, почему они рассмеялись — то ли потому, что она сказала что-то очень умное, то ли потому, что сморозила глупость. Слегка подумав, она решила, что сказала самое умное, на что была способна, и стала надеяться на то, что разговор свернет на какую-нибудь другую тему и ей не будет необходимости принимать в нем участие.
Заметив ужас на лице принцессы, Маэстро добавил:
— Не смущайтесь, дорогая Тьюлип. Я такой умный, что порой сам не понимаю того, что сказал.
На это принцесса смогла ответить только «О!» и снова захихикала. Это, похоже, удовлетворило обоих мужчин, которые рассмеялись вместе с нею.
На следующее утро великолепное трио отправилось в розовый сад, и Маэстро начал делать углем наброски, а влюбленные изо всех сил старались сидеть неподвижно, чтобы не рассердить мастера.
— Принц, прошу вас! — сказал Маэстро. — Это же счастливейший миг в вашей жизни, а у вас такое кислое лицо! Почему вы выглядите таким недовольным? О чем может думать человек, чтобы у него так исказилось лицо?
А Принц на самом деле вспоминал о том, как в последний раз был в этом саду в ночь разрыва с Цирцеей. События той ночи бередили ему память, и он изо всех сил пытался разобраться в них.
Безусловно, Цирцея приходила тогда вместе со своими жуткими сестрами, и они объявили, что он проклят за свои злодеяния. Принц был уверен, что это ему не причудилось, но само проклятие — это же чушь… не так ли? Однако порой он опасался, что все это может оказаться правдой.
От этих мыслей Принца отвлек голос Когсворта:
— Ленч подан.
Маэстро раздраженно швырнул на землю свои угольки для рисования, и они разлетелись от удара на кусочки.
