Наталья Игнатова - Охотник за смертью
– Христиане верят, что Белый бог создал солнце из паука, – как бы между прочим роняет Син.
– Еще они верят, что кто паука убьет, тому сорок грехов простится, – не отвлекаясь от пульсации нитей, парирует Альгирдас.
А в тварном мире полторы тысячи человеческих фигурок повинуются дрожи его пальцев, взмаху ресниц, движению мысли. Это не игрушки, не фигурки на игровой доске – это братья, но когда сидишь в центре паутины, долго помнить о том, что на концах твоих нитей живые люди не получается.
Забываешь.
И начинаешь играть.
– Ты когда-нибудь задумывался над целями, которые ставят перед собой охотники?
Это Орнольф, Бронзовый Молот Данов. Наставник Орнольф. Он – один из немногих, кто не смотрит на Паука так, словно пытается разобраться в собственных ощущениях. Остальные как будто все время спрашивают себя: «Это ли наш малыш? Когда же он успел так измениться?» Им невдомек, остальным, что дети растут, а юноши взрослеют. Жрецы и наставники, наверное, понимают, насколько быстрее становишься взрослым, изо дня в день двигая по нерасчерченному полю континентов живые фигурки родных братьев. Но даже наставники, даже жрецы поглядывают с удивленным ожиданием: чему еще научился Паук за несколько месяцев, дней, часов…
…уходил на Межу один человек, возвращался оттуда – уже другой.
Человек ли?
– В чем цель существования охотников Гвинн Брэйрэ?
– Уничтожить враждебных людям фейри.
– Всех?
– Нет, конечно.
Надо лишиться разума, чтобы извести все враждебные людям силы. Достаточно того, что Гвинн Брэйрэ заменяют собой благих богов, не хватало еще взять на себя обязанности богов гнева и несчастий. Неплохо было бы избавить тварный мир от войн и болезней, сделать всех без исключения людей честными и благородными, а заодно уж позаботиться о том, чтобы не происходило с ними никаких досадных случайностей, предусмотреть которые никто не в силах, кроме тех фейри, что их подстраивают. Но откуда тогда люди будут знать, что хорошо и что плохо? И не придется ли после этого самим Гвинн Брэйрэ время от времени убивать их, выполняя чужую работу?
Мудрые учат, что люди слабы и в силу слабости своей не способны на добрые дела, если не будет над ними того, кто силой толкает их к добру и свету. Мудрые все какие-то злобные, это, наверное, от ума. Они не видят всего, впрочем, вообще всего не видят и Гвинн Брэйрэ, однако братья хотя бы в состоянии удивляться противоречию: если люди так плохи, как о них говорят, каким же чудом умудряются они противостоять окружающему их злу? Ведь нет над ними никого, кто мог бы проявить силу и указать верное направление. Нет добрых богов, которым они поклоняются, а люди все равно умеют любить, умеют проявлять великодушие, прощать, и даже приносить себя в жертву ради спасения многих, как сделал это сын Белого бога. К чему клонит Орнольф?
– Ты и сам уже догадался, – похвалил рыжий дан. – Син надеется на тебя и хочет с твоей помощью освободить людей от всех фейри.
– Включая Змея?
– Его обожаемого Змея… да. Старший считает, что люди достаточно знают о добре и зле, чтобы обходиться без наставников.
– Без фейри. И без Гвинн Брэйрэ?
Похоже, что так. Но если желание Сина осуществится, чем будут заниматься братья?
– Нести свет новой веры, – ответил Орнольф раньше, чем Альгирдас успел спросить. – Или, точнее, свет множества новых вер. Разным племенам – разные, чтобы прижилось. Единобожие кажется Старшему удачной идеей. А нам не привыкать выдавать себя за самых разных… святых. Так что будь готов, Эйни. Благих богов никогда не было, и мы привыкли к этому, постарайся и ты привыкнуть к тому, что злых богов не станет тоже. В том числе и твоего покровителя.
– Твой-то останется, – проговорил Альгирдас, прислушиваясь к ощущениям. Нет, ничего в душе не протестовало, не мешало поднять руку на божество, отметившее его сначала слепотой, а потом последовательным истреблением близких. – Стихийных повелителей мы трогать не будем, так?
– Так, – не очень уверенно подтвердил Орнольф, – если только они не вспомнят, что кроме стихий, властвуют еще и над воинами, например. И как бы там ни было, Эйни, если Гвинн Брэйрэ возьмется за это, тебе еще долго придется жить под охраной.
– А если нет, меня будут охранять вечно. Ты знаешь, кого мы ожидаем после каждой новой охоты?
– Сенаса , – кивнул наставник Орнольф, – древнейшего из мертворожденных. Он – один из личных слуг Змея. И что?
– Самый ничтожный фейри из окружения Змея, но даже его мы ждем, затаив дыхание… охотники тревожатся, и Син тоже неспокоен. Мне кажется иногда, что Сенас в одиночку способен уничтожить нас всех. Так как же Старший намерен расправиться с другими, куда более могущественными?
– Иначе, чем с Сенасом, – хмыкнул Орнольф. – Не все решается в бою.
Светло-карие глаза Альгирдаса смотрели выжидающе.
– И не все зависит от тебя, – сказал Орнольф. – Знаешь ведь, Син никогда не рассчитывает на кого-то одного.
Именно этих слов ожидал от него Паук.
* * *Ему было шестнадцать лет – вполне достаточно, чтобы воевать или править землями и племенами, но все еще слишком мало, чтобы принимать без страха возложенные на него ожидания. Или, может быть, страх – неверное слово? Альгирдас не боялся… он просто не всегда был уверен в будущем. И ему очень хотелось верить Орнольфу, верить, что Син не рассчитывает на одного лишь Паука. Хотелось верить в мудрость Сина, – старший наставник никогда не давал оснований усомниться в себе. Но казалось, что Орнольф солгал, зная, что именно эта успокаивающая ложь нужна Пауку, и еще казалось, что наставник Син затеял слишком рискованную игру.
Много ли известно в братстве о Сине? Он древнее деревьев в Ниэв Эйд и мудрее самого Змея, он не зря зовется Старшим и он привык побеждать…
Способен ли Син использовать паутину против смертных людей?
Эй, Паук, не лги себе, это некрасиво! Спроси иначе: будешь ли ты запутывать смертных людей в свои тенета, если Син попросит об этом?
ГЛАВА 3
Как в какой-нибудь диковинной пляске чернокожих колдунов, то мечущихся в неистовстве ворожбы, то расслабленно склоняющихся к земле, в жизни Альгирдаса волнующее напряжение ежедневных охот вдруг сменилось мягким течением времени в родном доме, в родном лесу, на родной земле.
Син велел ему отправляться к отцу. Он не выглядел недовольным, старший наставник – единственный наставник Паука, он был как всегда невозмутим, но даже Альгирдас, обычно нечуткий к движениям в глубинах чужой души, услышал в голосе Сина легкий скрип неудовлетворения.
Паук не оправдал надежд наставника?
